- Эмиль считал, что...
Казалось, что он не хочет, не решается высказать до конца свои мысли.
- У него жена, дочь, положение в обществе! И сделал жест, показывающий стену непреодолимых препятствий. А затем вздохнул.
- Пора ужинать?
- Вы пойдете сами? Госпожа Снек считает, что вы больны.
Но он спустился вниз и был таким же, как всегда. Ел с аппетитом, подкладывал себе, как обычно, еду и, не обращая внимания на своих сотрапезников, подчас съедал все блюдо один.
- Вы мне говорили, что придется уехать.
- Завтра посмотрим. Еще не знаю...
После ужина он тотчас вернулся к себе. И не пожелал, чтобы супруги Моде последовали за ним. Только посоветовал:
- Не показывайтесь лишний раз на улице.
Он был озабочен. Госпожа Снек сказала, что он постарел. Мишель сомневался, чтобы Фершо думал о брате.
- Может, пройдемся? - предложил он. Протяжные гудки сирены из-за тумана тянули его на улицу.
- Я бы хотела немного пошить. Надо подправить платье. Но если ты настаиваешь...
Он был не прочь выйти один. Но тогда бы она последовала за ним, и Мишель знал отчего. Из-за глупейшей сцены утром она решила, что он нервничает, что станет пить и может обронить неосторожное слово.
Его же бесило, что за ним хотят следить.
- В таком случае пошли наверх.
- Сердишься?
- Нет. Ты ведь хотела пошить?
- Сам знаешь, что мое платье...
- Договорились. Иди. Госпожа Снек приготовит нам два грога, и я приду следом.
Он хотел выиграть время, выкурить сигарету, побыть немного один, почувствовать себя свободным. Поэтому он отправился на кухню, затеяв разговор с двумя моряками, уроженцами Бреста.
В девять часов он вернулся с двумя стаканами грога, лег и стал читать газеты, потом уснул. Придвинув стул к лампе, Лина продолжала шить.
На другое утро, когда они встали, Фершо еще не покинул свою комнату. Было слышно, как он разжигает печь - через дверь потянуло дымком. Ставший еще более плотным, чем накануне, грязно-желтый туман навевал мысли о небесной хвори. Нет, не туман удерживал Фершо в доме. Мишель его понимал. Он готов был все рассказать Лине. Но ведь та все равно не поймет и, возможно, станет насмехаться.
Выходя один спозаранку, Фершо боялся вызвать у Моде подозрения.
Как ни смешно, но все было именно так. Со своей стороны Моде по той же причине дал себе зарок не напоминать о новой поездке в Брюссель. Фершо еще мог подумать, что он стремится поехать туда один, чтобы легче предать его.
Это было самое мрачное утро за все время их пребывания здесь. Оно вызывало воспоминание о недавнем трауре, когда пустой дом еще пахнет свечами и хризантемами. Сырость проникла в комнаты, и клеенка Б столовой казалась липкой.
Они поели сельдь, как в первый день их приезда, но она показалась менее вкусной. Фершо ушел к себе, а Мишель отправился на вокзал за утренними газетами. То не были еще парижские издания, и в них пережевывались вчерашние новости
Мишель зашел в маленькое кафе выпить кальвадоса и для того, чтобы хозяин спросил его:
- Вы больше не приходите играть? Старый господин, надеюсь, не болен?
- Немного.
Еще ему хотелось, чтобы там оказалась девушка в черном платье. Он и сам не понимал, отчего так хочет увидеть ее снова. Но ее не было, и он вернулся домой. Лина стирала, гладила и чинила носки мужа, который находился у Фершо. В какой-то момент, не удержавшись, Мишель проворчал сквозь зубы:
- Я вел себя вчера утром, как настоящий дурак.
- Да нет же.
- Вы обо мне, наверное, Бог знает, что подумали. И тогда, не без некоторой торжественности, очень четко Фершо произнес:
- Я желаю вам добиться того, чего вы хотите.
Слова были банальные и, казалось, не имели особого смысла. Однако следующая фраза неожиданно придала им определенное значение:
- Иначе все было бы ужасно.
- Для меня?
- Для вас и остальных.
То был редкий случай, когда Фершо смотрел прямо в глаза молодого человека. Как они понимали друг друга в эту минуту! Действительно, было бы ужасно, если бы, расстроенный всем происходящим или людьми, страдая от этого, Мишель превратился бы в сорвавшегося с цепи и весьма опасного зверя.
- В газетах ничего не пишут о Жуэтте.
Это сказал Мишель, ибо тишина в комнате стала гнетущей, и еще потому, что есть вещи, на которых не стоит настаивать. Все то же проявление целомудрия.
- Бедная Жуэтта! Я вижу, как она в своей шляпке, больших мужских ботинках и с зонтом ищет, как старый пес, мой след. Только подумать, что если бы лет пятьдесят назад мимо нас не прошел фонарщик, мы бы, вероятно, занялись любовью!
Смех его прозвучал жестко.
- А если бы мы переспали...
Бросил ли бы он ее тогда? Изменилась бы от этого вся его жизнь? Он ничего не сказал, и около часа Мишель раздумывал над его словами, прислушиваясь к шагам Лины в соседней комнате.
- Если все будет идти, как задумано, то сегодня в газетах должна появиться новая порция имен. Как раз сейчас они уже напечатаны. Представляю, как люди во многих домах и конторах дрожат и волнуются...
- Вы думаете, что это заставит правительство прекратить преследование?
Нет, Фершо так не думал. Но как иначе мог он дать понять Мишелю суть своих тайных намерений?
Эмиль пошел на сделку. Он принадлежал обществу. В этот круг он пробрался сначала через многие унижения, а затем, заняв там заметное место, усвоил привычки и образ мыслей света.
- Как бы все упростилось, если бы я согласился сойти за сумасшедшего!
Значит, Фершо догадывался, о чем Мишель размышлял, слушая Арсена и замечая его уловки! Стало быть, он не строил иллюзий относительно брата и остальных!
- Только подумать, что всю эту драму развязал какой-то мелкий честолюбец, раздувшийся от сознания собственной честности! А в результате будут обесчещены люди, разорены семьи, а кое-кто наложит на себя руки.
- Но почему... Мишель едва не спросил:
- Почему вы так упорно стремитесь расправиться с ними?
Почему? Да потому, что он был Фершо. Потому, что сделал то, что сделал. Потому, что в отличие от Эмиля вынужден был бороться до конца.
Считая его по-прежнему больным, госпожа Снек непременно хотела дать ему питье, секрет которого ей достался от бабушки. Она приготовила легкий обед с кремовым пирожным на десерт. Желая всячески услужить, женщина становилась навязчивой.
Фершо захотел выйти подышать воздухом, но туман стал таким холодным, что он поспешил вернуться. Оставалось лишь ждать прибытия парижских газет. Мишель снова отправился на вокзал и подошел к газетному киоску. Лина пошла купить ему пару рубашек, потому что на старых обтрепались рукава.
Выбирая газеты, он испытал вдруг такой шок, что, ничего не соображая, машинально протянул деньги, взял сдачу и стал пробираться через толпу к выходу. В газете он прочитал:
'Этой ночью в своем особняке на авеню Ош покончил с собой Эмиль Фершо'.
Он шел быстро. Он бежал. Затем замедлил шаги, боясь привлечь к себе внимание прохожих.
