Запыхавшись, испытывая дрожь в ногах, он достиг домика госпожи Снек. Ничего не понимая, та наблюдала, как он, перескакивая через ступеньки, бросился наверх и с бьющимся сердцем застыл на пороге комнаты Фершо.
Когда дверь наконец открылась, он пробормотал:
- Ваш брат...
Фершо не вздрогнул, не схватил листки, которые протягивал ему секретарь.
- Как? - спросил он.
Моде не понял сути вопроса.
- Он...
Но тот нетерпеливо произнес:
- Я знаю! Но как?
Итак, Фершо еще накануне знал, что его брат предпочтет покончить с собой, чем оказаться в тюрьме. Но как он это сделал?
Мишель прочел только заголовок. И пока его патрон сидел у огня, он развернул газету и пробежал несколько строк.
- Он отравился,-сказал он наконец. Не отрывая глаз от накаленной печки, Фершо произнес:
- Я сомневался, что он так поступит.
11
Эта ночь буквально промокла от дождя. Мокрыми были спины и лица людей, пороги и фасады домов, переполнились водой тени от луж, пропитались ею лучи света, глядевшие через эти потоки заплаканными глазами. Дождь шел долгий, тяжелый, ледяной. Грушевидные его капли падали по диагонали так, что люди не успевали от них увернуться. Весь мир при этом становился таким враждебным, что само прикосновение к знакомым предметам вызывало отвращение.
И тем не менее то была их ночь-того и другого. Сменив под пористым небом вахту на севере или западе, ветер, не добавляя ничего нового к происходящей драме, принес лишь соленый запах воды да угольной горечи, которая по-прежнему давила на город и, прибитая дождем, забиралась в бронхи, оставляя в горле привкус непереваренной пищи.
Было четыре часа дня, когда Мишель отправился на вокзал за газетами. Уже давно стемнело. Вступив в полосу липкого света - он хорошо запомнил эту подробность, - Мишель на минуту загляделся на багажную тележку с огромным узлом, обвязанным веревками, словно предназначенным для выступления фокусника.
- Где я сегодня покупаю газеты - внутри вокзала или на перроне? задал он сам себе вопрос.
Дабы не привлекать к себе внимания, он покупал газеты в разных местах. Сегодня ему предстояло пройти на перрон. Он взял в автомате перронный билет и миновал стеклянную дверь. Дождь шел с такой силой, что, несмотря на навес, перрон частично заливало водой. Подходил поезд. Из темноты вынырнул его большой глаз.
Как обычно, Мишель машинально подбирал одни и те же газеты. Позади него некоторые пассажиры повисли, как гроздья, на подножках, другие бежали, задевая его своими вещами. Сердито обернувшись, он увидел женщину, настолько похожую на ту, которую ему описал Фершо, что, не сразу оценив опасность, чуть было не улыбнулся.
Ее зачесанные назад волосы были спрятаны под шляпкой, завязанной под подбородком широкой лентой. На плечи был наброшен капор из грубой черной шерсти. Просто нельзя было не обратить внимания на огромные ноги в мужских ботинках с загнутым носком, на зонт, которым она пользовалась не по предназначению, а чтобы пробивать себе дорогу среди людей.
Еще минута, и старая Жуэтта столкнулась бы нос к носу с Моде. Поняв, что ему угрожает, тот не стал доставать деньги из кармана, побросал газеты и устремился к выходу.
Сначала он решил, что Жуэтте известно, где они живут, что у нее есть адрес, что она тотчас отправится на набережную. Поэтому он не стал прятаться около вокзала или следить за ней.
Весь запыхавшись, он добежал до дома госпожи Снек, на пороге которого с утра образовалась лужа.
Когда она достигала стола, ее подбирали тряпкой. Лина находилась внизу. Она гладила рубашку - хозяйка разрешила ей заняться этим в столовой. Она увидела, как ее муж стремительно промчался мимо, влетел на второй этаж и без стука вошел в комнату Фершо.
- Жуэтта идет!
Фершо грел руки, стоя около печки. Слабая электрическая лампочка, такая же тусклая, как на перроне вокзала, освещала помещение слабым светом, придавая лицам мертвенно-бледный, болезненный оттенок. Фершо нахмурился. В словах его секретаря было что-то ему непонятное. Он повторил:
- Идет? То есть как это?
- Я видел, как она сошла с поезда.
- Это другое дело.
Ну, конечно! Теперь он и сам понял. Но продолжал твердить свое, словно не желая слишком быстро успокоиться.
- Она вас ищет. Обойдет весь город, станет спрашивать людей. Как она узнала, что вы в Дюнкерке?
Фершо ответил с задумчивым видом и блеснувшей радостью в глазах:
- Действительно! Просто догадалась!
- О чем?
- Что я, вероятно, поеду сюда. У меня ведь не было особых причин отдать предпочтение этому городу. За исключением одного знакомого района в Бордо, я нигде не чувствую себя дома. Почему, вы думаете, я обосновался в Кане? Потому что по дороге в Довиль, к брату, минуя город, я заметил на берегу одинокий и пуст ой дом в дюнах. Похоже было, что он дожидается меня. С Дюнкерком все оказалось сложнее. Однажды я уже побывал тут. Жуэтта это знает. Именно здесь я высадился во время первого приезда из Африки, когда дела у меня пошли на лад и нужны были кредиты. В конце концов она об этом вспомнила.
- Но за ней может следить полиция, надеясь, что та выведет ее на вас...
- Да. Такая уж она дуреха.
Мишель на всю жизнь запомнил тон, которым Фершо произнес 'дуреха'. Казалось, он не был рассержен, даже спокоен. Но произнес 'дуреха' без всякой нежности. Просто он так думал. Старая дева, охотившаяся за ним в это самое время под потоками дождя, не внушала ему больше никаких чувств.
- Газеты с вами?
- Я так испугался, что она меня узнает, что поспешил скрыться.
- Можно послать за ними Лину. Жуэтта ее не знает.
- Я пойду сам.
Он поднял воротник плаща и низко на нос надвинул промокшую шляпу.
- Ты куда? - спросила его жена, когда он снова прошел через столовую.
- Сейчас вернусь.
Почему он чувствовал, что события этого вечера могут окончательно определить его будущее? Он дошел до вокзала по главной улице, купил там газеты, запихнул их в карман, но не решился войти в кафе, чтобы просмотреть, и на обратном пути снова увидел Жуэтту, задевавшую своим зонтом поток других зонтов на тротуаре. Присмотревшись к тем, кто шел за нею, он без труда обнаружил мужчину, который и не думал прятаться от потоков дождя, следуя за старухой на одинаковом расстоянии.
Пять минут спустя Мишель был у Фершо. Освещенная слабым светом, Лина продолжала гладить внизу.
- Все верно. Кто бы подумал, что за ней станет следить полиция? Но так или иначе, за ней по пятам следует мужчина.
Мишель бросил на стол, словно грязные салфетки, влажные газеты с вызывающими заголовками и невольно посмотрел на Фершо. Он был поражен его поведением. Никогда бы он не подумал, что Дьедонне Фершо чего-то боится. Возможно, свою роль играло освещение, но лицо его действительно было бледным, осунувшимся.
- Скажите, Мишель...
Он слушал. Чего ждал от него Фершо? Почему взгляд его стал таким сентиментальным, что совсем ему
