он плакал, просил прощения, обещал...
Толпа толкала его. Для всех он был господином Луи, слегка безумным, но наверняка очень богатым стариком, который все время тратил на то, чтобы искать своего секретаря.
- Вы не видели Мишеля?
- Он только что был здесь с дамой.
Колон жил, словно в лихорадке. Были открыты двери всех заведений. В одном из баров, куда они на минуту заглянули, его спутница увидела в руках соседа мумифицированную головку индейца.
- Что это такое? Он пояснил.
- Я хочу точно такую же. Да! Непременно...
Тогда он пустился на поиски Голландца. Тысячи людей точно таким же образом разыскивали друг друга. Пассажиры, высадившиеся на берег компаниями, не могли найти своих товарищей и с радостными криками бросались навстречу знакомым.
- Вы не видели Голландца?
Они обнаружили его, слегка пьяного, в убогом подвальчике. Но он уже все продал. Американка пришла в еще большее волнение.
- Узнайте, кому он продал. Я готова перекупить. Они зашли к Джефу.
- Только что тут был старик. Он ищет тебя.
- Пошел он... этот старик!
Обычно в порту стоял один корабль. Оживление в городе продолжалось около трех часов. Между двумя представлениями можно было отдохнуть.
На этот раз царило настоящее столпотворение. Различить людей с разных судов можно было только по их языку. Когда в порту раздавался гудок, все думали, что это касается их, и официанты и бармены бросались за ними вдогонку, чтобы задержать.
- Это уходит 'Стелла Поларис'... Другие еще стоят...
У Ника продавщица, увидев Мишеля с богатой покупательницей, хотела сунуть ему комиссионные. Он еще ни разу не пользовался этим источником дохода. Но так поступали здесь все. Завсегдатаи Джефа не могли понять его отвращения.
Если бы он только захотел, то давно бы перестал жить на счет Фершо, который становился все более слабоумным. Разве не предлагала ему Рене работать с ней?
Она не жила в особом квартале. Это была красивая, еще здоровая двадцатишестилетняя девушка, певица и танцовщица, выступавшая в 'Атлантике'. Конечно, она была на содержании. Конечно, ей приходилось остаток ночи проводить с клиентами.
Мишель знал ее любовника. Но это не был вульгарный сутенер, а бухгалтер из компании 'Френш Лайн'. Четыре года назад тот погиб на пирсе. В ту минуту, когда он собирался подняться на борт, откуда ему махали руками друзья, лебедка разможжила ему голову.
С тех пор Рене жила одна. Снимала комнату у Дже-фа. Кормилась у него. Нередко они с Мишелем садились за один столик. Но каждый платил за себя. На этом настаивала Рене.
Однажды, зайдя к Джефу, чтобы выпить, ему вздумалось подняться к ней. Ее комната выходила на внутреннюю галерею, нависавшую над двором.
- Это ты?-прошептала она, еще не придя в себя со сна...- Что ты тут делаешь?
Впрочем, отношения их после этого не изменились. Они оставались друзьями. Заходя к Джефу и узнав, что она еще не встала, он шел наверх.
Как-то утром, увидев, как он спускается от нее, Джеф сказал:
- Ты разве ничего не понимаешь?
- Чего не понимаю?
- Что этой славной девушке нужен кто-то! Вместо того чтобы возиться со старым кайманом...
В полночь Мишель решил похвастаться перед Рене своим трофеем. Не для того, чтобы вызвать ее ревность. Он был уверен, что та не опустится до этого. Просто ему надо было, чтобы она разделила его радость, его гордость.
Они с американкой много выпили, фамильярничали, как старые знакомые. Курили одну сигарету, вместе лезли за деньгами в ее сумочку.
Уже два-три раза Мишель подумывал о том, чтобы отвести свою спутницу в более укромное место. Сначала она сделала вид, что шокирована, что не понимает его, потом рассмеялась:
- Почему вы так спешите? У нас еще масса времени! Скоро в моей каюте...
Рене как раз оказалась здесь, в сиреневом освещении 'Атлантика'. Огромная певица, мартиниканка, веселила клиентов.
- Поздравляю!-говорили глаза Рене, не отрывавшиеся от колец, серег и великолепного портсигара американки.
Это был необыкновенный вечер. Глаза Мишеля сияли. Ему казалось, что в эту ночь все возможно. Что после долгого застоя он двигается по жизни семимильными шагами.
Сколько раз поначалу говорил ему Фершо, не скрывая презрения:
- Не попадитесь только под влияние этих людей!
Имея в виду Джефа и его окружение, всех этих мелких сутенеров и жуликов, составлявших его клиентуру. Моде действительно оказался под их влиянием, в какой-то момент даже решив, что было бы замечательно стать полноправным членом этой группы.
На что еще он мог здесь надеяться? За пределами шумных улиц Колона, этого огромною базара с Mecia-ми для развлечений, существовал Кристобаль американских чиновников и морских компаний. Вдоль пляжей, в тени кокосовых пальм, стояли новые кокетливые виллы, на воде покачивались моторные лодки, люди там ходили друг к другу на чай, в газетах писали о приемах и теннисных турнирах, печатались списки приезжих, остановившихся в 'Вашингтоне'.
Мишель был убежден, что этот мир заказан ему навсегда.
Но этой ночью он пил шампанское в 'Атлантике' вместе с американкой, занимавшей роскошную каюту на 'Санта Кларе', которая запросто разгуливала ночью по городу, не боясь оказаться ограбленной на сотни тысяч франков.
Рене догадывалась, отчего дрожали его ноздри. Понимала его радость и гордость. И вместо того чтобы сердиться и ревновать, поздравляла, разделяла его радость.
Было забавно оказаться за соседними столиками - она с двумя типами, над которыми явно потешалась, а он со своей американкой, громко смеявшейся и находившей все великолепным.
В конце концов они нашли головку индейца племени хиварос. Правда, не очень хорошего качества. Потому им ее и продали в маленькой стеклянной коробке в форме гроба, так что оказалось невозможным ее как следует рассмотреть. Эта коробка теперь лежала на скатерти рядом с ведерком с шампанским и портсигаром.
Мишель и его спутница много танцевали. И теперь она жаловалась на боль в ногах и забавлялась, бросая ватные мячики и серпантин в знакомых пассажиров со своего судна. Она тоже гордилась им.
Дансинг был просторным. Занавески со стороны улицы отделяли его от десятиметрового американского бара, обитого красной кожей, где задерживались клиенты второго сорта, разные пьянчуги, либо те, кто хотел что-то продать или искал добычу.
Именно у стойки этого бара увидел он Фершо - дурно выбритого, в потрепанном костюме, с деревяшкой, придававшей ему из-за болтавшейся брючины какой-то женственный вид. Он не пытался войти и стоял около посыльного возле красной драпировки.
Рене первая заметила его и постаралась привлечь внимание Мишеля, указав ему на старика подбородком.
Взгляд Мишеля стал более жестким, а в глазах промелькнула ненависть к человеку, который посмел преследовать его даже здесь.
Поговорив с посыльным, Фершо сунул ему деньги, и тот стал пробираться к столику Мишеля.
- Там господин, который желает вам что-то сказать.
- Передайте ему, что я занят.
Посыльный удалился, пересек всю залу. Фершо, волнуясь, ждал его, а услышав ответ, на чем-то стал настаивать. Мишель отвернулся к своей спутнице.
