как надо. То, как он присел на край постели, и то, как погладил ее бедра, придавали его словам их истинный смысл: 'Еще не знаю'.
То есть частично все зависело от нее. Но только частично. Он не брал на себя никаких обязательств. Просто вернулся в Колон без четких планов на будущее- ближайшее будущее, и пока искал кров у Рене.
- Ты сказал, что мы поужинаем вместе?
- Да.
- Ты голоден?
- Не очень.
Раз ей хотелось понежиться в постели, поболтать в интимной обстановке - пусть так.
- Рассказывай...
Он не удержался от своей мерзкой привычки:
- О чем?
- Кто она такая?
- Некая мистрис Лэмпсон, американка, как ты, наверное, догадываешься.
- Не смей о ней говорить гадости. Дальше?
- Как ты ее находишь?
- Главное, я знаю, как она тебя находит.
- Что ты хочешь сказать?
- Сам знаешь не хуже меня. Она смотрела на тебя, как бедная девочка на витрину кондитерского магазина. Замужем?
- Вдова. Муж был крупным промышленником в Детройте. Изготавливал секретные и висячие замки. У нее по-прежнему контрольный пакет акций.
- Сколько ей?
- Тридцать пять.
- И что было дальше?
- Что дальше?
- Не хочешь говорить?
- Она привела меня к себе в каюту. Мне стало немного неловко из-за Билла Лигета.
- Ну и дурак же ты!
- Почему?
- Напрасно врешь. Ты был в восторге от того, что мог показаться с ней Лигету. Держу пари, что у нее каюта 'люкс'.
- Действительно. Только сначала она позвала меня в бар. Он был закрыт, так она заставила его нарочно открыть.
- Чтобы показать тебя своим спутникам. Понятно!
Все было именно так. Он это знал. И хотя был сначала немного сбит с толку, распространяться ему не хотелось. Неужели Рене догадалась? Мистрис Лэмпсон вела себя с ним в точности, как мужчина, добившийся благосклонности женщины. Всю инициативу она взяла на себя. Позвала его в Панаму, заказывала шампанское, а глаза говорили всем:
- Ну, не прелесть ли он?
Вопросы, которые она ему задавала в течение вечера, тоже были мужскими вопросами, которые задаются случайно встреченной, и при некоторых ответах проявляла ту же растроганность, что и зрелый мужчина, слушая ответы девчонки.
- Бедняжка, вы действительно были женаты?
Ее все забавляло. Все волновало. Тем не менее, несмотря на шампанское, она выказывала редкую догадливость, продолжая наблюдать за ним и не скрывая сомнений, которые хотела рассеять.
В 'Атлантике', скажем, она передала ему свою сумочку для расчета за шампанское и, притворяясь, что не смотрит в его сторону, наблюдала в зеркале, что он сделает со сдачей.
Он был также убежден, что в тех различных местах, где они побывали, в магазинах, где сделали покупки, она старалась узнать, не получает ли он комиссионные.
- Вы такой милый, беби...
Даже его сверстница, чуть помоложе, Лина, говорила с ним с материнскими интонациями. А Рене? Соглашаясь с ним жить, разве стремилась получить в его лице защитника, как было с ее прежним дружком? Он был для нее красивой вещицей, прелестным зверьком, которому из-за его обезоруживающих гримасок хотелось все простить.
И тем не менее обе они почувствовали, что у очаровательного зверька прорезались зубы, а во взгляде появилось выражение жестокости. Во всяком случае, американка это почувствовала. В какие-то минуты он видел, что она его боится.
- Оказалось, что в каюте нельзя было запереть дверь,- сказал он Рене.
- А ты не знал?
Ей приходилось бывать у пассажиров с американских судов. Он же не скрыл удивления, спустившись в каюту и видя, что она оставляет дверь открытой.
- Вы не закроетесь?
- Запрещено, дорогой... На корабле, как в гостинице. Исключение делается только для мужа и жены...
Простая штора вздувалась от ветра, отделяя каюту от коридора. Женщина вызвала стюарда и заказала бутылку виски, лед и сельтерской воды.
В это самое время судно проскользнуло первый шлюз. Перед тем как войти в ванную, она быстро огляделась и вынула ключ из чемодана.
- Только пять минут, дорогой!
Мишель был уверен, что женщина оглянулась снова, чтобы убедиться, не забыла ли чего-нибудь. Такие приключения были ей явно не в новинку.
- У нее прекрасное белье. И судя по драгоценностям...
Там все было роскошное, вплоть до мелочей, до огромных чемоданов с ее инициалами, мундштука, отделанного драгоценными камнями, массивной серебряной рамки для фотографии...
Выходя из ванной в дезабилье звезды, она сказала:
- Твоя очередь, беби.
Он еще был под впечатлением ее роскошного несессера. Рене казалось, что она все видит своими глазами.
- Она осталась довольна?
Этого он пока не знал и не мог ничего сказать Рене. Никому.
Конечно, он был возбужден шампанским и виски. Но в какие-то мгновения в объятиях этой женщины, которую совсем не знал, сохранявшей полное самообладание, он почувствовал себя ужасно несчастным.
Особенно оттого, что был беден, а бедность унижала его. Все кругом говорило ему о том мире, который он до сих пор лишь наблюдал издалека. Дверь в него ему приоткрыли на ночь, подобно тому, как знатный сеньор из каприза открывает свою для уличной девушки.
Опьянение только усиливало ощущение отчаяния, и перепалка с Фершо начала казаться настоящей катастрофой.
Что теперь с ним будет? Он потерял место. Оставалось только вступить в шайку Джефа, который терял тем самым в его глазах весь свой престиж. Значит, он станет одним из тех жалких джентльменов, которые набрасываются на суда, чтобы подобрать объедки состоятельных пассажиров.
Плакал ли он? Вспоминать об этом ему не хотелось. Только рассказывал ей то глухим, то захлебывающимся голосом.
Какое значение, что он не говорил ей правду. Ведь он сотворил другую, которая больше соответствовала как моменту, которым он жил, так и его намерениям.
Мишель рассказал ей, что происходит из старинной знатной семьи, и что отец разорился в Монте-Карло (за несколько дней до этого он прочел роман, действие которого протекало на Ривьере), о матери и сестре,
