каторжника.
- Я уверен, вы способны хранить тайну...
- Ты так думаешь?-насмешливо спросил тот, размещая разноцветные флажки по фужерам для шампанского на полках.
- Знаете ли вы, кто такой этот, как вы его называете, старый кайман? Это Дьедонне Фершо.
На какое-то мгновение рука Джефа замерла, но ненадолго. Освободившись от трех американских флажков, он обернулся:
- Великий Фершо?
Его слова не пришлись по душе Мишелю. Величие Фершо как бы подчеркивало его собственную незначительность. Неужто его станут попрекать тем, что он дурно обошелся с таким человеком?
Джеф задумался. Мысли его витали далеко. Он словно позабыл о своем собеседнике. С его вялых губ слетело привычное для него слово:
- Вот дерьмо!
Но адресовано оно было не Мишелю, ни, тем более, Фершо. Даже напротив. Оно имело отношение к жизни, к судьбе.
Джеф был действительно потрясен открытием. Он машинально налил себе спиртного и залпом проглотил его, вытерев губы грязной тряпкой.
- Как же получилось, что ты с ним? Как удалось Мишелю связать свою судьбу с великим Фершо? Вот что его интересовало.
- Я уже был в последнее время его секретарем во Франции. Не знаю, следили ли вы за делом?
- По газетам.
- Он ни за что не хотел уступать. Брат посоветовал ему уехать в Латинскую Америку, куда заранее перевел деньги.
Говоря так, Мишель пытался защитить себя.
- Я думаю, его гордыня...
- Ты о чем?
- Я думаю, его гордыня оказалась сильнее. Но разразилась катастрофа. Было возбуждено уголовное дело. Брат покончил с собой. И вот однажды ночью в Дюнкерке...
- Он увез тебя с собой?
Джеф смотрел ему прямо в глаза с каким-то непонятным выражением. Похоже, что в его взгляде был гнев.
- Он спросил, хочу ли я ехать с ним в изгнание. Он был одинок и несчастен...
- Шутишь!
- Уверяю вас. Конечно, может показаться, что такой человек, как он... Но я знаю его, я, наверное, один знаю его. Я не был свидетелем того, как он вел себя в Африке. Крах состарил его. Он почти умолял меня...
- Вот дерьмо!-казалось, повторил Джеф.
Ну и дерьмо же эта судьба, если она толкает такого человека, как Фершо, заискивать перед Мишелем, чтобы он остался с ним. Джеф не стал щадить его. Он словно решил его выпотрошить до конца.
- У него еще были деньги?
Это означало, что его хотят обвинить в том, будто он последовал за патроном из корысти. Так ли все было на самом деле? Не совсем. Но все равно, никто ему не поверит.
- У него осталось около пяти миллионов да бриллианты, мешочек с неограненными бриллиантами. Их украли во время переезда. Мы сели на испанское грузовое судно, направлявшееся в Карибское море. Капитан явно порылся в наших вещах. Уверен, что он...
- Во всяком случае, не ты. Дальше?
- Мы месяц прятались в Тенериффе, затем на греческом судне добрались до Рио-де-Жанейро. Как раз в тот момент начался процесс. Но судили его не за финансовые дела-таких обвинений ему не предъявляли вовсе. В суде присяжных слушалось дело об убийстве трех негров. Вы в курсе?
Джеф лишь пожал плечами. Конечно, он был в курсе! Мог ли кто еще лучше него понять эту историю?
- Постепенно шумиха стихла. Враги братьев Фершо, возбудившие дело, или те, кто подталкивал колесо, добились того, чего хотели. Компании были переданы под опеку управляющего. В настоящий момент они вполне процветают. Суд присяжных, однако, не признал его права на самооборону, но согласился признать смягчающие обстоятельства. Таким образом, Дьедонне Фершо приговорили заочно лишь к пяти годам каторжных работ.
На губах Джефа промелькнула улыбка. Возможно, ему вспомнилось, как он сам стоял перед судом присяжных.
- В Тенериффе мы купили подложные документы. Отныне Фершо стал господином Луи. На его имя брат поместил крупную сумму в частном банке Монтевидео. Вот тут-то и начались всякие неприятности.
Это было, вероятно, самое трудное время с тех пор, как Фершо бежал из Франции. В Монтевидео он думал, что без труда вступит во владение своими деньгами. Но банкиры стали чинить различные препятствия. Вмешались деловые круги. Каждый день их тешили новыми надеждами, и каждый день они сталкивались с очередными препонами.
Французское правительство не знало, где он находится, и поэтому не посчитало нужным объявить розыск. Впрочем, оно отнюдь не стремилось увидеть его снова во Франции для отбывания наказания.
- В течение многих месяцев они всячески морочили нам голову...
- Знаю я этих людей! - проворчал Джеф.
- Потом, убедившись в том, что Фершо упрямится все более, прибегли к другому средству.
- Еще бы!
Сделать это было нетрудно. В маленьких газетках Уругвая стали распространять слух, будто в стране скрывается осужденный французским судом человек. Два-три раза приходила полиция проверить подложные документы обоих.
Их предупреждали. Фершо понял, что, если будет упрямиться, с ним быстро расправятся, и тогда французское правосудие обязано будет потребовать его выдачи.
Так они оказались сначала в Панаме, а потом в Колоне.
Не теряя нити разговора, Джеф лаконично спросил:
- Сколько?
- Что-сколько?
- Сколько у него осталось?
- Около миллиона. Он много потерял там. Его потрошили все - юристы, дельцы.
В кафе все стихло. Вернувшийся на кухню негр разжигал печь, и через приоткрытую дверь потянуло дымом. Машинально наполнив рюмки, Джеф подвинул одну Мишелю. Они выпили, не чокнувшись, не сказав ни слова.
- Но чего вы никогда не поймете...
Мишель снова пытался защищаться. Фершо - это Фершо, пусть так! И он необыкновенный человек, рядом с которым Джеф выглядит пигмеем.
- Я не утверждаю, что он безумен, нет...
- Продолжай.
- Но он стал настоящим маньяком. Ужасно боится оставаться один, хотя все равно не терпит рядом новых лиц. Не разрешает даже негру, который занимается у нас хозяйством, чтобы тот ночевал в квартире. От меня он требует, чтобы я находился рядом с утра до вечера и с вечера до утра. Едва я хочу выйти, как он начинает изображать сердечный приступ. Он хитер, как обезьяна. Или же заводит разговор, словно с сыном, если бы тот был у него.
Глаза Джефа по-прежнему не отрывались от него, и Мишель не знал, куда спрятать свои.
- Он болен не больше меня. Еще проживет сто лет.
- А миллион растает.
- Что?
- Я говорю - миллион растает.
