Женю мы взяли из калужского детдома в возрасте девяти лет вместе с шестью его братьями и сестрами. Дети были не простые, сейчас про таких говорят: педагогическая запущенность. Но Женя и на этом фоне выделялся в худшую сторону: курил, не слушался, не учил уроки, не сидел ни минуты спокойно. Если к нему обращался кто-нибудь из взрослых, он оттопыривал нижнюю губу, выкатывал глаза — являл миру образ умственно отсталого беспризорника. В первые месяцы стало очевидно, что приемная мама, поглощенная заботами о его младших братьях и сестрах, именно с ним не справится.
Ему была просто необходима «мужская рука». Мы дали мальчику в наставники молодого препо давателя Митю. Фактически Мите выпала нелегкая роль отца, которая осложнялась необходимостью внедрить в Женино сознание простейшие требования: ежедневно чистить зубы, читать, говорить «по жалуйста». Наставник был строг, но заботлив. Женя адаптировался, стал задавать вопросы, разговаривать, правда, только с Митей. На Совете наставников даже взял обязательство: научиться не ссориться с одно классниками. Потом задача расширилась: не ругаться и не обзывать всех, особенно девочек. Этот период установления доверия к миру и приемным родителям мы в Китеже называем «медовый месяц». Иногда он длится два-три месяца, по все равно кончается, как и все хорошее в этом мире. Прошло полгода, и Женя начал выяснять управляемость окружающего мира и масштабы своей свободы. Делал он это весьма предсказуемым способом: «Я не буду делать уроки!» Мите Педсовет рекомендовал продолжать приучать мальчика к дисциплине. Прошла неделя. ИЗ ЗАПИСЕЙ ПЕДСОВЕТА Женя опять перестал не только делать уроки, но и чистить зубы, бунтует. Вслух, провокационно. Месяцем раньше он бы не отважился. А теперь знает, что он личность, у которой есть права! Чистка зубов — только предлог, повод для проверки управляемости мира. Митя, обеспокоенный протестом любимого ученика, проконсультировался на Педсовете, как быть дальше. Получил моральную поддержку и рекомендацию не отступать ни по одному из требований, но и не прибегать к насилию. (Ин тересно, как у него это получится.) Долго томиться в ожидании не пришлось. Мы собрались уже на следующий день, чтобы выслушать сетования обескураженного Мити. А было так. — Придется тебе, Женек, и учиться и зубы чистить, так Педсовет постановил. — А ты что, Митя, про наши отношения другим рассказал? — Да, мы обсуждали на Педсовете… Ну ты — стукач! Заметьте, мальчик попал в небезопасную для него ситуацию. Как реагировать? Где взять нужные слова? Только в прошлом жизненном опыте. А опыт этот от старших детдомовцев, романтизирующих зону, куда, впрочем, большинство из них и попадает по прошествии некоторого времени… Женя не виноват. Он просто не мог определить место Мити в своей системе мира. Вот если бы Митя вел себя как пахан, то и проблем бы не было. Женя подчинился бы без вопросов. Но в сознании Жени не было аналогов, которые позволили бы разобраться в невидимых социальных границах нового мира. А к самостоятельной работе по созданию новых образов мальчик еще не был готов. Из нашего мира он пока ничего не мог взять, так как не видел Китежа, словно для него он все еще скрывался в водах Светлояра. По многим косвенным признакам было ясно, что Жене Митя даже нравится. Но Женя не имел в со знании образа нормальных отношений с отцом, он привык просто подчиняться грубой силе. Опыт его отношений с воспитателями в детдоме нам тоже не мог помочь. На том месте, где должен был находиться образ любящего отца-защитника, зияла пустота. Такие пустоты сверху закрываются следующими слоями