знает,— пишет Бродель,— что любое общество или социальная группа всегда оказываются более или менее тесно связанными с какой-то одной, а чаще всего с целой серией различных, но в то же время накладывающихся одна на другую цивилизаций. Каждая из этих цивилизаций и все они в совокупности вовлекают нас в гигантское историческое движение очень большой продолжительности. Это движение становится для каждого общества источником только ему присущей внутренней логики и в то же время находит свое проявление в бесконечных противоречиях, присущих движению в целом'[103].
Смысл всех этих несколько туманных рассуждений Броделя проясняется, когда речь заходит об изменениях во времени, затрагивающих цивилизацию. Дело, оказывается, в том, что внутри той или иной цивилизации, если смотреть на нее с позиций очень большой продолжительности, 'социальное содержание может дважды, а то и трижды почти полностью обновиться; при этом, однако, не затрагиваются определенные глубинные ее черты, структурные проявления, которые по-прежнему будут сильно отличать ее от всех соседних цивилизаций'[104]. Цивилизации переживают политические, социальные, экономические и даже, что особенно подчеркивает Бродель, идеологические потрясения. 'Французская революция,-пишет он,-не стала полным разрывом в судьбе французской цивилизации, точно так же как и революция 1917 г. в судьбе цивилизации русской, которую кое-кто (имеется в виду Тойнби.-/О.А.), чтобы еще больше расширить это понятие, называет восточноправославной цивилизацией'[105].
Теперь становится понятным, что означала для Броделя 'готовность историка изменить весь стиль, установки, направленность мышления, готовность принять новую концепцию социального'[106], о чем он писал в 1958 г. в своей знаменитой статье 'История и социальные науки. Большая продолжительность'[107][27]. Для М. Блока 'социальное' складывалось прежде всего из отношений между людьми, между различными социальными группами в обществе. В новой концепции Броделя 'социальное'— это то, что не подвластно моментам разрыва постепенности, в чем выражается преемственность неизменного, что человечество в целом или каждая из цивилизации, существующих на Земле, не в состоянии забыть. Иначе говоря, это все то, что связьюает настоящее с длительностью, идущей из прошлого. 'Социальное'-это язык, алфавит, счет, огонь, паровой двигатель и т. п.— словом, те основы, то достояние, которое на сегодня стало общим, обезличенным для любой культуры на определенном уровне ее развития. В этой связи французский философмарксист А.Пелетье справедливо заметил, что 'народное достояние- это не механическое и бесцветное сложение всего того, что осталось нам из прошлого, это не какая-то сумма пережитков. Это понятие включает в себя и целую серию победных сражений, преодоленных противоречий'. Версальский дворец, например, с момента его постройки в XVII в. и до 1789 г. был прежде всего резиденцией короля и его двора. Нужна была революция, чтобы этот дворец превратился преимущественно в национальное достояние. Не передвинув ни одного камня, французская революция подвергла Версальский дворец глубокому преобразованию - она сделала его памятником преодоленного противоречия, т.е. прошлого, одновременно и уничтоженного и сохраненного,— превзойденного прошлого[109].
Итак, в самом общем виде представления Броделя о предмете исторической науки сводятся к следующему. Главное, что он сохранил из творческого наследия М. Блока и Л.Февра,-это идея целостности, системности как исходный принцип рассмотрения исторической действительности. Можно сказать, что в результате дальнейшей разработки на конкретно-историческом материале и в теоретическом плане таких понятий, как 'эшелонированность исторической реальности', 'социальное время различной продолжительности', 'пространство и время', 'общество и цивилизация' и других, Бродель затронул сложные проблемы исторической науки и тем самым объективно способствовал расширению и углублению (по сравнению с Блоком и Севром) представлений об объекте этой науки, обратил внимание на дополнительные возможности более углубленного его исследования. Следует также сказать, что Бродель, как и Блок, стремился рассматривать объект исторического наблюдения не в статическом, а в динамическом его состоянии. Собственно, все категории, которыми он мыслил, и те, что уже были названы, и другие, такие, как 'соотношение структур и конъюнктур', 'цивилизации и время', 'время-это структура' и т. п.,-все они были призваны зафиксировать соотношение во времени различных проявлений 'тотальности социального' ('не упрятывать время, как ветер в сумку Эола'). Вместе с тем в работах Броделя определился и некоторый отход от позитивных идей его предшественников. Он выразился, в частности, в его стремлении рассматривать объект исторической науки сквозь призму больших продолжительностей— постоянств, фиксировать преимущественно не то, что изменяется, а то, что остается неизменным. Кроме того, Бродель внес существенные коррективы в понятие социального. В отличие от Блока и Февра оно стало у него более 'материализованным', более 'вещным', а собственно социальные отношения практически выпали из поля его зрения. Хотя он и констатировал в своих работах такие явления исторической действительности, как экономическое и социальное неравенство, эксплуатация человека человеком, классы и классовая борьба, но никогда не проявлял к ним особого внимания. Даже умеренный социал-реформизм Э.Лабрусса в научном его выражении представлялся нежелательным Броделю, и он надеялся, что созданная на Римском конгрессе историков специальная Международная группа по изучению истории классов решительно сократит в программах Э.Лабрусса аванс, заимствованный из абстрактной социологии К.Маркса, слишком озабоченной концепцией классов'[110].
И еще одну линию хотелось бы провести между М. Блоком и Ф.Броделем. С точки зрения общей эволюции школы 'Анналов' она является едва ли не самой главной и проходит в направлении усугубления Броделем негативных моментов исторической концепции Блока. Эта линия затрагивает проблему исторического развития, а просматривается она особенно отчетливо в постановке и решении Броделем вопроса об объекте исторического наблюдения, а также в характере наиболее широко используемых им методов научного анализа.
К вопросу о главной исследовательской задаче, как и к вопросу о предмете истории, Бродель возвращался неоднократно. Можно было бы привести различные его высказывания, которые, варьируясь в деталях, каждый раз оттеняют все новые и новые моменты. Не останавливаясь на этих деталях, мы попытаемся определить прежде всего направление поиска Броделя и общий знаменатель всех его взглядов по этому вопросу. Для этого придется сделать небольшое отступление. Бродель, как правило, очень осторожен в отношении обобщающих заявлений и редко прибегает к широким ретроспективным обзорам, когда дело касается принципиальных проблем западного обществоведения. Но по крайней мере один раз, насколько нам известно, он изменил этому правилу. Это произошло в 1957 г., когда он написал упоминавшуюся уже статью 'История и социология', которая вошла как IV глава в 'Трактат о социологии', подготовленный под руководством Ж. Гурвича. Видимо, сам характер 'Трактата', его претензия на обобщение всего того, что противостоит в буржуазном обществоведении марксизму, вынудили Броделя подчиниться общей схеме этой публикации, высказать свое мнение о достигнутом буржуазной исторической наукой, заглянуть в будущее. В результате получилась весьма любопытная картина.
Говоря об общем развитии наук о человеке, Бродель отметил прежде всего, что 'они заражаются одна от другой и история не избежала этой эпидемии'[111]. Если бросить ретроспективный взгляд на период с начала XX в., пишет он, то в нашем распоряжении будет, не считая многих тысяч 'портретов' истории, представленных книгами отдельных авторов, как минимум десяток аналитических публикаций. Далее он называет ряд работ, со многими из которых мы уже знакомы: 'Введение в изучение истории' Ш.-В.Ланглуа и Ш.Сеньобоса, 'Введение в философию истории' Р.Арона, 'Апологию истории' М. Блока, 'Битвы за историю' Л. Февра, 'Введение в историю' Л.Альфена, 'Время истории' Ф.Ариеса, 'История-наука о конкретном' Е.Дарделя, 'Об историческом знании' А.-И.Марру и др.
Перечисленные Броделем работы весьма различны по исходным методологическим принципам и общей идейно-политической направленности. Все они вместе представляют довольно пеструю гамму течений буржуазного обществоведения первой половины XX в.-от 'классического' позитивизма Сеньобоса до экзистенциализма Дарделя и неоидеалистической клерикальной философии истории Марру. Будучи неполной, ограниченной рамками лишь французской литературы, эта библиография, по мнению Броделя, давала тем не менее возможность составить представление об основных вехах полемики между различными буржуазными историографическими течениями и о самих ее пределах.
Броделю очень хотелось доказать, что расхождения, имевшие место между отдельными буржуазными историками и социологами, никогда не были принципиальными по своему характеру,- и в этом он не далек от истины,- что все они обусловлены либо столкновениями неодинаковых стилей, либо различиями в темпераментах. Наверное, и темпераменты сыграли здесь свою роль. Но, видимо сам того не желая,
