Долина Санта–Круз, находящаяся в часе езды от хайвея Туксон – мексиканская граница, дремала в лучах послеполуденного солнца. Одри ожидала увидеть пустыню. Вместо этого ей открылась нарядная зелёная долина на высоте около тысячи метров над уровнем моря. Ясное, сияющее солнце разбросало розовые и пурпурные тени по изрезанным ущельями горам, закрывающим горизонт. В воздухе висел тяжёлый дым противомоскитных костров. Простор и тишина внушали благоговение.
Одри чувствовала себя удалённой на тысячи миль от деловых и суетных городов севера. Здесь калифорнийская земляная кукушка и благородный олень без помех пересекали улицы, коровы лениво гуляли по пастбищам и мирно паслись кони. Эта долина была прекрасным местом, где можно было переждать, пока завещание Берта не канет в Лету.
Одри украдкой взглянула на своего спутника. Бойд настоял вести машину, что ей было только на руку. Путешествие протекало без особых событий, если не считать обеда в Туксоне в полдень. За эти двадцать четыре часа Одри провела с Бойдом больше времени подряд, чем с кем-либо другим за последние пять лет. Тем не менее он всё ещё её озадачивал.
Вчера Бойд был полон любопытства по отношению к ней, сегодня же он был вялым, равнодушным, даже отдалённым. Ни разу за всю дорогу разговор не перешёл на личные темы. Одри вспомнила интимную атмосферу прошлого вечера и заключила, что она была всего лишь продуктом её воображения.
Она незаметно разглядывала Бойда. Сегодня утром его вид удивил её. Дорогой, сшитый на заказ костюм исчез, его сменили выцветшая голубая рубашка, разношенные сапоги и очень сильно потертые джинсы – на коленях они были практически белыми. На её реплику относительно одежды он скорчил гримасу и сказал:
– Это моё подлинное «я». Вчера я приехал инкогнито…
Сейчас он был ещё и в мятой соломенной ковбойской шляпе, находящейся примерно на той же стадии изношенности, что и джинсы. Его можно было принять за обыкновенного ковбоя. Правда, Бойд был, несомненно, значительно красивее большинства ковбоев, и поношенная одежда только подчёркивала его мужскую привлекательность. Одри заставила себя отвести от него взгляд и и стала смотреть в окно на пробегающие мимо ландшафты.
Бойд внезапно затормозил и свернул с хайвея на шоссе. Через пару миль он снова свернул и проехал под железной аркой, надпись на которой гласила, что здесь начинается ранчо «Три Б».
Внимание Одри привлекли здания к западу от дороги. Она увидела конюшни, сараи, загоны, другие сооружения, необходимые для современного скотоводства. Хозяйский же дом, большой, кирпичный, стоял в окружении множества деревьев.
– Как здесь всё красиво! – вскричала она.
– Спасибо, – сказал Бойд. – Но вы почему-то удивлены?
– Не все ранчо так хороши. – Она вспомнила, что вроде не должна разбираться в ранчо, и продолжала: – Ребёнком я гостила на одном образцовом ранчо. Оно тоже было красивым, но это была всего лишь видимость.
– Здесь – нет. Здесь ранчо, на котором много и тяжело работают. Мы всё делаем по старинке. У нас ковбои пасут коров на лошадях. Сейчас скотоводство повсюду механизировано, но к нам до сих пор приходят ковбои старой закалки, особенно во время родео.
Бойд свернул на круговой подъезд к дому. Посреди круга весело шумел фонтан, по краям которого стояли гигантские горшки с белой и красной геранью. Две собаки радостно приветствовали их приезд звонким лаем. Бойд как раз парковался рядом с коричневым пикапом, когда к ним подошёл человек в запыленном хаки и что-то прокричал Бойду по-испански. Бойд ответил ему на том же языке, и Одри заметила, что у него прекрасное произношение.
– Хорхе позаботится о вашем багаже, – сказал он ей. – Пройдём в дом и поищем маму.
Внутреннее убранство дома Бенедиктов произвело на неё сильное впечатление. Одри и сама не знала, что же, собственно, она ожидала здесь увидеть. Возможно, скорее нечто в духе их старинного дома в Техасе: массивная, тёмных тонов мебель, на стенах бычьи головы и оружие. Этот же дом был совершенно другим – в своём роде таким же элегантным, как «Гринспойнт». Арки и резные деревянные двери подчёркивали своеобразный стиль дома. В столовой Одри увидела роскошную баккарскую люстру, а в гостиной по правую сторону коридора – великолепный антиквариат.
Бойд привёл её в просторную, залитую солнцем комнату с окнами от пола до потолка, с пёстрыми креслами, обтянутыми ситцем. В комнате царило буйство красок. Повсюду стояли растения всевозможных видов и сортов. Это был цветочный салон – казалось, он источает манящую теплоту и располагает чувствовать себя как дома.
На софе у одного из окон сидела женщина. Она поднялась, когда они вошли в комнату. Стройная, с серебристой сединой, она излучала ауру совершенной женственности, несмотря на простой наряд – элегантно скроенные брюки и неброскую белую блузку. Эта женщина в какой-то мере напомнила Одри её благородную мать. Несомненно, именно она декорировала дом с таким вкусом.
– Привет, мой дорогой, я рада, что ты снова дома, – сказала она, обращаясь к Бойду.
– Мама, позволь тебе представить Одри Гамильтон. Одри, это моя мать, Элизабет Бенедикт.
– Как поживаете, Одри? Добро пожаловать в наш дом.
– Благодарю вас, миссис Бенедикт. Здесь просто великолепно.
– Спасибо, моя дорогая. – Элизабет повернулась к сыну. – Твой отец в летнем лагере. Он просил передать, чтобы ты тотчас же отправлялся к нему.
Бойд кивнул.
– Я только позабочусь о размещении Одри.
– Наверное, тебе стоит поехать прямо сейчас, – возразила Элизабет решительно. – Ты знаешь своего отца. Я сама отведу Одри в комнату для гостей.
– Ну хорошо… давай так и сделаем. – Бойд взглядом попросил у Одри прощения. – Очень жаль, что мне приходится так быстро вас покинуть.
– Ничего страшного, – заверила она его, хотя ей было несколько не по себе. – Делайте так, как это необходимо.
– Вы уже обедали? – спросила Элизабет.
– М-м-м. Мы поели в Туксоне. – Бойд тронул Одри за руку. – До встречи вечером.
– Пойдёмте, Одри, – сказала Элизабет, когда за Бойдом закрылась дверь.
Дом имел форму буквы П. Посредине располагался вымощенный плиткой внутренний дворик, на который выходили окна спален. Одри шла за Элизабет по длинному коридору, периодически останавливаясь перед портретами на стенах. Элизабет заметила её интерес.
– Согласно традиции, каждый мужчина семьи Бенедикт должен заказать у художника портрет к своему пятидесятилетию .
Одри не стала спрашивать, почему нет портретов женщин из семьи Бенедикт.
– Берт здесь выглядит таким изысканным, – заметила она, разглядывая портрет своего друга. Сходства с человеком, которого она знала, было совсем немного.
– Да, в прежние годы он производил сильное впечатление. Когда я вошла в этот дом невестой, я ужасно его боялась. Сюда, пожалуйста, Одри.
Она подвела Одри к комнате, в которой буквально доминировала огромная кровать под балдахином. Балдахином служил навахский ковёр. Большое медное кашпо с букетом из сухих цветов стояло на полу у высокого кресла, на полированном ореховом комоде были расставлены многочисленные глиняные поделки индейской работы. Комната выглядела удобной и уютной.
– Как очаровательно! – вскричала Одри.
– Я думаю, вам здесь будет хорошо, – сказала Элизабет. – За той дверью – ванная.
– Замечательно. Надеюсь, мне недолго придётся злоупотреблять вашим гостеприимством, миссис Бенедикт.
Элизабет посмотрела ей в лицо.
– Длительность вашего пребывания будет зависеть от Бука. В этом вопросе он неуступчив. Нам всем
