Техника безопасности для родителей детей нового времени

Но при этом у него должна оставаться свобода выбора в достаточно широ­ких пределах. Например, выбор, какой игрушкой играть и какой набор с кубиками использовать.

«Возьми эту игрушку и делай, что хочешь» или «Возьми лю­бую игрушку и сделай что хочешь!» Вторая форма предпочти­тельнее.

«Но если сделать не получается, скажи, и я помогу тебе». Мой сын с трех лет стремился все делать самостоятельно. Ра­зумеется, ему редко удавалось добиться успеха с первого ра­за. И я приучил себя дожидаться, пока он сам попросит о по­мощи! Теперь, если после ряда попыток ему не удается до­стичь результата, он спокойно просит помощи, и это не ущемляет его самолюбия.

Наше общество мало приспособлено для людей, не зна­ющих, чего они хотят, для слабых и инфантильных, наивных и ленивых. Они, конечно, есть, и в избытке, да еще как-то устраиваются. Но я спрашиваю: «Хотите ли вы такого буду­щего для своего ребенка?»

Навязанный извне опыт не имеет большой цены в созна­нии ребенка и, похоже, даже не проникает в глубины его лич­ности. По идее, даже в школьных условиях предпочтительнее было бы сунуть план в корзину и преподавать именно то, что в данный момент вызывает наиболее сильный интерес. (Мол­чу, молчу, это подорвет самую совершенную систему средне­го образования…) Короче говоря, правильный родитель — это тот, кто не воспитывает, а проживает с ребенком наиболее важные этапы, позволяющие открыть что-то новое.

Другая крайность — выпустить в мир жадного, агрес­сивного хищника, готового на все ради власти и денег. Бла­годаря отечественному кинематографу такой тип человека признан чуть не героем нашего времени. Но с эволюцион­ной точки зрения этот вид не имеет будущего. И «волки по крови своей» в цивилизованном «завтра» обречены на вы­мирание.

Иногда к нам обращаются родители из нормальных се­мей с просьбой помочь. Обычные проблемы: девочка грубит и таскает маму за волосы. Мальчик берет из кармана роди­телей деньги, молчит, а когда не молчит, то хамит. Просьба родителей — убрать эти проблемы и сделать ребенка снова послушным и любящим. Начинаешь беседовать с родителя­ми и понимаешь, что просьбу они по стеснительности четко не сформулировали. На самом деле они просили сделать ре­бенка управляемым, а если речь и шла о его способности к любви и сочувствию, то подразумевалось, что эти качества должны быть направлены исключительно на семью. Вне­шний мир остается как бы за скобками. Пытаясь обезопа­сить ребенка на будущее, научить его осторожности, роди­тели учат его не доверять чужим, хитрить, использовать ок­ ружающих в своих целях. Что делать, так устроен наш мир. Ребенок осваивает эти способы воздействия на окружающих и в первую очередь пробует их на своих ближних. А они-то хотят от него любви и признательности, но только для себя, так сказать, «любви по вектору». Но это ошибка. Можно воспитать способность любить, то есть одарить ребенка этим драгоценным качеством, но за ним останется решение: как его использовать.

Я ничего не имею против разумного эгоизма. Именно исходя из интересов собственного ребенка, я рекомендую родителям стремиться заложить в своих детей интерес к ок­ружающим людям, любовь к природе, умение ощущать ра­дость от соприкосновения с величием мира. Такая личность будет легче переносить и восполнять потери, которые неиз­бежны на жизненном пути, ей всегда будет проще найти по­вод для радости в любой ситуации, так как ее внутренний мир будет неизменно богаче.

ПРАКТИКУМ ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ

Проба роли

Лара попала в Китеж в возрасте 14 лет. 41 Ее папа за­нимал ответственный пост в нефтяной компании. В третьем классе девочка была отличницей, в пятом — прилежной уче­ницей.

«Я есть я, и никто другой не заставит меня что-либо де­лать, если я не хочу. Тем более я не обязана пахать ради какого-то там общего блага. Я для себя это время потрачу намно­го полезнее, разве не так??? Да, я эгоистка. Нет, лучше так: ЭГОИСТКА. И скрывать не буду. Буду самой собой. Во всей херне, которая сыпется мне на голову, виновата я сама».

Это она написала в письме другу, уже будучи ученицей 10-го класса Китежской средней школы.

Со мной она, конечно, не была так точна в выражениях. Но тоже рассказала много интересного во время душевной беседы.

Все началось после седьмого класса. Родители отправили меня за границу со старшими детьми. Мы там в гостинице жи­ли, я почувствовала себя взрослой. Потом вернулась домой, а мне: «Хватит гулять, иди спать!» Ну, я родителей и послала, потом в школе «забила» на учебу.

А что запомнилось за границей?

Взрослость. Никогда раньше не думала, что смогу со старшими девчонками пойти за угол купить сигареты и пиво.

Она вступила в возраст, когда ей стало наплевать на мне­ние родителей, а вот откровенное пренебрежение одноклас­сников ее приводило в отчаяние. Чувства ударили по телу. Пальцы рук покраснели и стали шелушиться. Диагноз — нейродермит. Это, естественно, не прибавило ни увереннос­ти в себе, ни легкости в общении с одноклассниками. Девоч­ка почувствовала себя отверженной именно в тот период своей жизни, когда ей было необходимо признание собс­твенной значимости. И она нашла выход.

Со старшими хорошо тусоваться. Пойду в десятый класс: «Здорово, народ, как дела?» — «О, — говорят, — Ларка пришла, наша». Я их в столовую тащила, покупала чипсы, шо­колад. Деньги у родителей тырила. Тогда, в восьмом, и стала отжираться. Йогурты, шоколадки, пивко… пойти в школу куда-нибудь забуриться. (У многих людей чувство тревоги от­ступает во время еды.) С историком пиво пила после уроков, по душам говорила. У меня в восьмом классе уже большая компа­ния появилась, мы в метро после уроков собирались, в центр ез­дили пить пиво, гулять и черных бить…

Так она нашла свой круг общения, спаслась от одиночес­тва и обрела чувство безопасности. Отношения с родителями ее уже не волновали.

А тебе не было страшно в этом участвовать?

В чем, в драках? Да мне нравилось. Их били, а я смеялась. Я теперь понимаю, что дико… а тогда. Да и меня ведь папа бил, у него знаешь какая рука тяжелая.

— А что, родители знали, чем ты занимаешься?

— Нет. Батя после работы вытягивался перед телевизо­ром, мама тоже работала… Так спросят: дневник неси. Ну, за плохую оценку отругают. А больше ни о чем не спрашивали. «Как день прошел? — Все хорошо. — Ну и ладно».

— Они не понимали, что с тобой происходит?

Пожимает плечами.

— Однажды мама забрала железный крест, который я ку­пила за большие деньги. Я вся в заклепках ходила, в цепях. Мне нравились эти «фенечки скинов». Забуримся в центр, по мага­зинам, нажремся. Прикольно!

Таким языком в обыденной китежской жизни Лара не пользовалась уже давно. Под воздействием воспоминаний она непроизвольно вернулась к старому жаргону. И вдруг осознала это сама.

— Фу, какая гадость, чего-то прошлое захлестнуло. Надо вылезать.

В этом прошлом толстая бритая деваха с пятнистыми красными руками и нервно бегающими зрачками рассужда­ла о торжестве силы и необходимости уничтожать инород­цев. Ее мировоззрение формировалось на высказываниях бритых пацанов, чье внимание она привлекала деньгами ро­дителей. Когда похищенная сумма превысила десять тысяч, родители заметили пропажу и попытались поговорить с доч­кой. Тут-то и выяснилось, что их дочка настолько измени­лась, что они не находят общего языка.

Ее начал лечить невропатолог, но пятна на коже не про­ходили. Ее посадили на диету, но она убегала из дома, чтобы наесться булочек. Она даже спала в черной майке со свасти­кой, упорно не желая вылезать на свободу из своего детского кошмара, который продолжала считать миром защиты и справедливости.

Она провела два года в Китеже, где в постоянных столкно­вениях с иной реальностью мира, осознала, что можно при­влекать к себе внимание не свастикой и вызывающим поведе­нием, а эрудицией,