Корнями психотерапия уходит в философию Сократа, представленную такими афоризмами, как «Познай самого себя» и «Познание есть добродетель», которые впоследствии мы обнаруживаем в современной мысли, в частности у Адлера. Платон показал глубокое понимание любви и природы бессознательного, имеющее современный аналог, особенно в юнгианстве. Античный стоицизм приложил огромные усилия для разработки идеи о том, что психологические процессы подвержены разумному контролю (см. «Медитации» Марка Аврелия). У нас сейчас нет возможности подробнее рассмотреть такие древние философские системы, как эпикурейство и ранний христианский мистицизм. Однако Августин должен быть упомянут как один из самых глубоких древних психологов. Его мысль о том, что в глубинах души человека происходит борьба между объективным и субъективным, является классическим суждением, по сей день значимым как исходная посылка психотерапии.
Декарт (XVII век) поднял проблему, которую стремится разрешить психотерапия, — проблему разделения разума и телесных функций. Затем Спиноза предложил схему психологического самоконтроля рациональными методами. Его идеи, что качество нашего благополучия зависит от того, что мы любим, что то, чего мы боимся, опасно лишь в нашем сознании, а любой приступ гнева — это помраченная идея, которая может быть очищена спокойным размышлением, показывают остроту психологического понимания, несмотря на его неполноту (см. «Этику» Спинозы).
Руссо (XVIII век) чрезвычайно важен как одна из значимых фигур в романтизме, с которого начинается современная психотерапия. Своей жизнью, мыслями и проповедями Руссо воплощал эмоционализм, бунт против запретов общества и тягу «к природе», всегда ощущаемые романтиками и занявшие видное положение в современной психотерапевтической мысли (ср.: Фрейд «Цивилизация и недовольные ею»). Эти аспекты мысли Руссо легли в основу позднейшей психотерапии: витализм (акцент на жизненную силу), реакция против рационализма, индивидуализм, доверие к природе. Он верил в самовыражение, в полное проживание собственной жизни. Его определение просвещения как «прямого и бессознательного раскрытия индивидуальности» («Эмиль») позволяет провести поразительную параллель со взглядами Адлера. Его вера в добродетель человеческой природы также вновь обнаруживается в адлерианской мысли.
Шопенгауэр и Ницше (XIX век) — видные предвестники психотерапии — первый благодаря своей разработке мысли о «воле и идее», а второй — своей удивительной психологической проницательности. Ницше был психоаналитиком, который во многих отношениях предсказал последующее направление. Он понимал кое-что в значении снов. Благодаря своей интроспекции он раскрыл многие истины, касаемо функций бессознательного; он считал, что заключения философов в реальности раскрывают их глубинное «я», а внешние проблемы лишь средство для достижения центральной сферы — самопознания. Он обнаружил, что внутренние конфликты могут «сублимироваться» в искусстве или стремлении к власти. Его мысль, что инстинкт — это «самый умный из всех видов ума» (см. «По ту сторону добра и зла») имеет удивительно близкие параллели с утверждениями Юнга. Концепция Ницше «воли к власти» напоминает базовую идею Адлера — всеобщую борьбу за превосходство, хотя Ницше скорее фрейдист. Негативный взгляд на общество, превознесение личной силы, а также мысль о том, что все нравственные категории в конце концов необходимо переступить, — это мысли, которые близки и Ницше, и Фрейду. Оба видят, что инстинктивное самовыражение приводит в конце концов к разрушению, только Ницше выстраивает из этого трагический взгляд на жизнь, а Фрейд приходит к пессимизму.
Развитие науки в XIX веке также оказало огромное влияние на психотерапию. Фрейд стремился к научному методу и верил в то, что можно подвести разум и эмоции под контроль сознания, подобно тому, как наука взяла под свой контроль естественный порядок вещей.
В развитии самой психотерапии Зигмунд Фрейд, начавший свою работу в конце XIX века, без сомнения, был первопроходцем. Юнг и Адлер, первоначально близкие Фрейду, порвали с ним, чтобы основать собственные школы в начале нашего столетия. Юнг назвал свою ветвь «аналитической психологией», а у Адлера она получила название «индивидуальной психологии», с тем чтобы отгородиться от фрейдовского психоанализа. Ранк отошел от фрейдовской школы не так давно, а Фриц Кункель начинал как адлерианец и разработал собственный уникальный взгляд.
Таким образом, у корней современной психотерапии мы находим равнозначные направления мысли:
3
3. Фрейду принадлежит огромное количество работ, рассматривающих различные аспекты его системы; кроме того, существуют бесчисленные полуофициальные изложения, записанные представителями фрейдовской школы. Впрочем, чтобы посоветовать одну, наиболее полезную книгу, мы сошлемся на недавние «Новые “Лекции по введению в психоанализ”», которые представляют собой основные тезисы Фрейда в наиболее углубленной и развитой форме.
4
«Лекции по введению в психоанализ».
5
«Ничто не возникает просто так в психической жизни» («Психопатология обыденной жизни»).
6
«Психоанализ расширяет область науки до разума человечества» («Новые “Лекции по введению в психоанализ”»). В этом разделе Фрейд объявляет науку единственным допустимым методом человеческого познания, а в последней лекции объясняет свою преданность науке надеждой на человечество. Фрейдовская чрезмерно высокая оценка научного метода и человеческого разума видна из следующих его утверждений: «Было бы ошибкой полагать, что мы можем продвинуться в том, что нам не представит наука» («Будущее одной иллюзии»), «Нет ничего притягательного вне разума» (там же). Обсуждение подлинной функции науки и объяснение общего заблуждения в признании ограничения науки, примером которой является фрейдизм, см. в книге Уайтхеда «Назначение рассудка».
Критика Ранка заключается в следующем: «Стремление психоанализа привить человеку любовь исключительно к естественнонаучному, каузальному мышлению, которое Фрейд отстаивает в своей последней работе («Будущее одной иллюзии», 1927 г.), к счастью, невозможно, но выдает его (Фрейда) в целом моралистическое педагогическую установку — как раз противоположную той, какая нужна для конструктивной терапии человека» («Волевая терапия»).
7
Этим взглядом я обязан профессору Полу Тиллиху.
