жареного гуся, нескольких жареных кур с гранатовой подпиткой, гоми, хачапури и шипучего вина «чхавери». — Боже, до чего я дожила! — жаловалась за ужином княгиня. — Мой повар посмел уйти от меня! Я бы своими зубами загрызла всех этих собачьих сынов, мужиков!
Ужинали с большим аппетитом, а Залика выпил много белого вина «чхавери».
Даже Гуло, которая с тех пор, как захворала, редко прикасалась к еде, сегодня охотно поужинала и выпила стакан вина. После ужина Тамара постелила Элисабед и ее дочери в гостиной, а Залике и Туте в другой комнате, и не прошло и получаса, как сон увел в свое царство всех, кроме больной Гуло.
VIII
В доме князя NN все были встревожены. Вот уже четвертый день шел к концу, а князь все еще не возвращался из Озургети. Тревога эта усиливалась слухами о том, что восставшие крестьяне будто бы перехватили по пути ехавших в Озургети князей и дворян и всех их до единого перебили, а теперь собираются напасть на их поместья, чтобы предать их огню.
— Боже, как обнаглели мужики, эти сыны собачьи! — беспрестанно причитала княгиня.—Быть может, муж мой убит и труп его теперь валяется где-нибудь. Сиди и жди, когда спалят дом и все имущество. Лишь бы миновало нас несчастье, а там пусть эти мерзкие мужики убираются куда хотят.
Гуло упрекала мать:
— Ты сама настояла, чтобы он ехал в Озургети. Теперь слезы не помогут. Надо было раньше подумать о том, что нельзя бороться с народом. Восстало столько людей, что и правительству не справиться с ними.
Элисабед то оплакивала брата, то проклинала крестьян.
Георгий, Залика и Тамара утешали, как могли, напуганных господ, но в душе понимали, что, если представится случай, крестьяне отомстят своим мучителям.
По распоряжению княгини и обедали и ужинали с опозданием в надежде, что князь подоспеет к столу. Но князь не являлся. — Что нам теперь делать, Георгий? — обратилась княгиня к своему приемному сыну. — Уже четвертый день, как нет князя. Не послать ли нам завтра человека в Озургети?
— Посылать никого нельзя. По дороге, вероятно, везде пикеты, нашего человека могут задержать
— Господи, да что же это такое! И проехать по дорогам нельзя! Разве это хорошо, разве это справедливо? — запричитала княгиня.
— Это временно, чтобы не дать нам возможности: принять меры против восставших. А потом и дороги станут свободными и все наладится. Когда у них появится уверенность, что мы ничего против них не замышляем, что им дадут право существовать на равных с нами правах, они помирятся с нами и сделаются, добрыми соседями.
— Что же тут хорошего! Князья и их крепостные станут товарищами, равными, как братья! Лучше всем нам умереть, чем дожить до этого! — злобно сказала княгиня.
Ее поддержала Элисабед, и они снова принялись бранить безрассудных крестьян. Вдруг со двора донесся ожесточенный лай собак. Все обмерли от страха, кроме Георгия и Залики.
Георгий выскочил из дома и побежал к воротам. За ним кинулся и Залика. Остальные не посмели даже за дверь высунуться. Скоро Георгий вернулся и объявил:
— Не пугайтесь! Ранили нашего Бесиа. Симон просит, что бы его лечила Тамара.
— Ранили? — воскликнула княгиня.
— Выстрелом из ружья, — ответил Георгий. — Мама, разрешите привести его сюда.
— Так ему и надо! Он участвует в этом подлом деле, он предал нас. Делать нечего, однако, он крестник моего мужа. Пусть приведут.
Георгий снова побежал к воротам.
— Мама согласна. Его будет лечить Тамара. Ведите его, — сказал он Симону. Симон исчез в ночной темноте. Слово «ранен» произвело удручающее впечатление на женщин. Им стало казаться, что восставшие крестьяне засели по дороге в Озургети, напали на князей и дворян и Бесиа ранен как раз в этой схватке.
— Но тогда значит князь жив, — перебил их Георгий. — Иначе Бесиа не попросился бы в наш дом. Дождемся князя, он все нам расскажет.
Никто не думал о сие. Все с напряжением ждали, когда приведут раненого Бесиа. Залика не переставал шутить, а Георгий расхаживал по балкону, заглядывая иногда в открытое окно к Гуло, облокотившейся на подушки и неподвижно глядевшей вдаль.
Тамара сердилась на свою барыню и без особой нужды не появлялась в барских покоях. Она сидела в людской. Ее считали первой лекаршей на селе.
Снова залаяли собаки. Георгий открыл ворота. Несколько вооруженных мужчин внесли на носилках, сплетенных из виноградных лоз, раненого Бесиа. За ними шел Симон. ,
Увидев человека в крови, женщины, по своему обыкновению, заохали, окружили носилки и стали причитать. Меланья от страха и жалости тоже заплакала. Бесиа пленил ее с первого взгляда.
— Спасибо тебе за то, что ты так жалеешь моего друга, — сказал ей Симон.
Меланья взглянула на красивого Симона и смущенно вытерла слезы. Потом быстро ушла.
— Как он, Мело? Плохо ему? — расспрашивала Гуло у вошедшей к ней Меланьи.
— Он весь в крови! Какой он красивый! И товарищ у него красавец! — восхищалась Меланья.
— О, Мело, если бы ты видела Бесиа, когда он был здоров! В наших краях не было другого такого молодца.
— Хорошие вести! — произнесла княгиня, входя в комнату Гуло вместе с Элисабед.
— Что вы узнали? — спросила Гуло.
— Отец жив. Крестьяне напали только на князя Накашидзе. Накашидзе одолел восставших и рассеял их.
— Слава богу, что отец жив! — сказала Гуло. — А как Бесиа? — Его поместили в темной людской. Плох он, вряд ли выживет.
— Почему уложили его в темную комнату, мама? Там ему будет плохо!
— Не дело мужику лежать в барских покоях! — побранила ее тетя Элисабед. — И то сказать, у мамы твоей доброе сердце. Не следовало пускать его в дом.. Что хорошего он сделал?
— Тетя, ты не знаешь, сколько уважения оказывал он нашей семье! — вступилась Гуло за Бесиа.
— Гуло, я пойду к Бесиа, — сказал, заглянув в комнату, Георгий. — Побереги себя, не волнуйся, не раскрывайся.
Между тем Тамара раздела Бесиа, сняла с нега залитую кровью одежду. Бесиа дрожащими руками сам подобрал полу рубахи и обнажил раненую часть тела. Пуля угодила ему в пах.
— Как распухло и почернело, — воскликнул присутствовавший тут же Симон, глядя на изорванную и вспухшую рану.
— Пуля не застряла в ране! — сказала Тамара, исследовав рану металлической вязальной спицей.
— Нет, она прошла навылет, — проговорил Бесиа, прикусив бледные губы.
— Тамара, ты сначала обмой рану, а потом приложи мазь, — сказал Георгий.
— Так я и сделаю. Сегодня положу одну мазь, а завтра другую.
Рану Бесиа обмыли и перевязали. Затем Георгий принес чистое белье, и больного переодели.
— А теперь, Симон, расскажи нам, как было дело? — сказал Залика.
— Да что рассказывать? — начал Симон своим приятным голосом. — Сначала наши дела шли хорошо. Всюду в деревнях народ примыкал к нам. Третьего дня мы проходили мимо Озургети, где стоят русские войска. Русских очень много, но они не тронули нас, пропустили. Мы двинулись к Гурианте, к имению князя Накашидзе. Навстречу нам выслали человека и предупредили,. что будут стрелять. Нас рассердила угроза и мы прогнали гонца. И вот подошли мы к реке Скурдуби. Раздались выстрелы, и человек шесть наших свалились. Оказывается, Накашидзе устроил засаду.
«Не пугайтесь, ребята! Вперед! Мы победим!» — раздался клич Бесиа. Он рванулся вперед. Но кто-то
