Раненый Бесиа лежал целый месяц в доме князя NN.
Все относились к нему предупредительно, внимательно. Гуло стала поправляться от своей долгой болезни и Георгий мог чаще навещать больного Бесиа, развлекать его своими рассказами.
Элисабед и Меланья, гостившие все лето в доме князя, тоже часто навещали больного Бесиа. Меланья ежедневно приносила ему от князя и княгини угощение — чай, кофе, фрукты. Бесиа подолгу беседовал с ней, расспрашивал обо всем, иногда просил ее сыграть на чонгури или просто глядел на нее. Он скучал, если долго ее не видел.
Однажды их беседа особенно затянулась.
— Мело, как ты хорошо играешь на чонгури! У кого научилась ты так играть?—спросил Бесиа девушку.
— Разве я хорошо играю! — застенчиво ответила Меланья.— Вот сестра твоя действительно играет хорошо! Какая девушка твоя сестра! Я познакомилась с ней, когда она вместе с твоими родителями приходила навестить тебя. Сначала я думала, что это какая-нибудь княжна. А когда мне сказали, что она твоя сестра, я подумала, какие вы оба хорошие, и брат и сестра. — Мело, тебя обманули, что я хороший. А за сестру спасибо. Одно меня удивляет: ты сама красивая, а других девушек хвалишь.
— Я вовсе не красивая. Вот, если бы у меня был такой хороший брат, как ты...
— Да кто тебе сказал, что я хороший?
— У меня у самой глаза есть...
— Твои глаза тебя обманули, Мело. Разве меня можно назвать хорошим! А у тебя есть брат?
— У меня нет ни отца, ни брата, ни сестры, я одна у матери.
— А кто ведет ваше хозяйство?
— Мама и Залика.
— Залика — твой дядя?
— Нет. После смерти отца мама ему передала управление нашим домом и с тех пор так и пошло.
— Понятно,— проговорил Бесиа, и улыбка появилась на его тонких пунцовых губах, из-за которых сверкнул ряд ослепительно белых зубов.
— Чему ты смеешься? Разве Залика нехороший человек? — насторожилась Меланья, не поняв смысла улыбки Бесиа.
— Нет, я не к тому. Скажи мне лучше—у вас есть крепостные?
— Конечно! Как же мы могли бы жить без них? Они недавно сбежали от нас, но с того дня, как тебя сюда привезли раненым, они все вернулись к нам.
— А ты, Мело, удивилась, что крепостные сбежали от вас?
— Как же не удивиться? Люди наши, а сбежали!
— Если бы ты была мужичкой, разве ты не сбежала бы?
— Как же я могу быть мужичкой, когда я дворянка!
— А если бы ты была не дворянкой? Ты сбежала бы?
— Конечно, сбежала бы! Неужели я согласилась бы кому-нибудь прислуживать?
— Вот видишь! Почему же ты удивляешься, что мужики сбежали?
— Мама говорит, что мужики отданы дворянам во владение и должны прислуживать нам. А меня спросить, так пусть хоть сегодня же уходят от нас, я и слова им не скажу, — закончила Меланья и собралась уходить.
Чтобы удержать ее, Бесиа заговорил о другом.
— Когда ты выйдешь замуж, Мело, с твоей мамой останется один Залика?
— Я замуж не пойду!
— Почему?.. Не хочешь иметь мужа?
— Нет, не хочу!
— Значит так и останешься незамужней?
— Да, так и останусь! А что?
— Ничего, я так просто. Одним мало одного мужа, а ты, видно, в святые записалась и хочешь без мужа прожить. А если бы ты захотела выйти замуж,. ты вышла бы за крестьянина?
— Если бы я захотела выйти замуж, я вышла бы. и за крестьянина. Вот ты крестьянин, а какой хороший?
Меланья ласково взглянула на Бесиа, который полулежал, прислонившись к высоко взбитым подушкам. Рана еще не совсем зажила и ему нельзя была вставать. На его лице, обрамленном свежим пухом чернильно-черных усов и бороды, сверкали глаза. Болезнь наложила свою печать на его лицо, оно слегка побледнело, крепкие руки похудели и на них резче обозначались жилы, но это лишь больше оттеняло мужественную - красоту молодого крестьянина.
— Если я посватаюсь к тебе, пойдешь за меня? — смущенно улыбаясь, спросил Бесиа.
Меланью и раньше посещали волнующие мысли,. что если ей суждено выйти замуж за крепостного, то пусть этим крепостным будет Бесиа. Теперь эта радостно-тревожная мысль снова мелькнула у нее в голове. Но девушкам не пристало говорить о своем замужестве, и она смолчала.
— Скажи, пойдешь за меня? — настойчиво повторил свой вопрос Бесиа.
— Ты ведь родственник наш... Мама говорила, что ты крестник моего дяди...— чуть дыша, ответила Меланья, заливаясь румянцем.
— А если, скажем, не родственник, тогда как?.
— Тогда... Не знаю...— почти прошептала девушка и сделалась пунцовой от смущения.
Потом словно вспомнила о чем-то и спросила:
— Почему ты так обиделся, когда дядя упрекнул тебя за то, что ты примкнул к восставшим мужикам?
— А как же было не обидеться? Он твердил все одно: святое крещение принял на моих коленях и посмел итти против господ! Еще бы мне посметь? За правду я пошел бы даже против самого господа бога..
— Ты так обиделся, что, несмотря на рану, хотел ночью уйти из дому. Ведь ты умер бы дорогой.
— И умер бы, что из того, один раз родишься, один раз и умрешь!
— Я чуть со страха тогда не умерла! Симон удержал тебя, а то ты ушел бы. Он твой родственник, этот Симон? Он так о тебе заботится.
— Нет, не родственник, мы, вместе росли и полюбили друг друга.
— Если не родственник, жени его на своей сестре, на Мане, они друг к другу так подходят, оба такие красивые.
Она чуть не проговорилась, что заметила, как Мана и Симон любят друг друга.
— Моя сестра и Симон тоже вместе росли, как брат и сестра, они словно родственники меж собой, — сказал Бесиа.
— А у тебя еще есть сестра или брат?
— Нет.
— А барин у тебя есть?
Этот вопрос напомнил ему о его помещике, который то и дело бегал к властям и жаловался на Бесиа. Бесиа грозился убить его.
— Барина у меня нет, а бывший бария (есть.
— Как бывший?
— Он не осмеливается ничего приказывать ни мне, ни моим родным. Меланья вспомнила рассказы старших, что Бесиа напугал своего барина и отказался служить ему.
— А как ты добился этого?
— Как добился? Не трус же я, что бы другим; прислуживать!
— Разве те, кто прислуживают, трусы?
— Конечно! Смелые прислуживать не станут.
Он (взволнованно приподнялся на подушках и заявил, что крестьяне трусливы и малодушны, а то давно перестали бы работать на господ, что господ следовало бы разгромить и прогнать вон. От возбуждения рана его, видно, разболелась и он болезненно морщился.
