Сима брезгливо разгребла угол стола. Сели. Даже псы замерли, чуя, видимо, опасные перемены в своей судьбе.
– Они что, прямо здесь гадят? – Сима сморщила нос.
У псов забегали глаза. Да, только что по очереди справили нужду. Расхотелось тут ужинать, хотя кое- что привезли. Может вытошнить.
И вдруг свежее дуновение. Распахнулась дверь, и явилась Настька. Свежая, сияющая. Залюбовался. Что значит хорошая жизнь на свежем воздухе! Всем рассеянно кивнула, пребывая приятными мыслями где-то там.
– А. Явилась. Разложи тут! – Жора сунул ей сверток.
Колька ушел на кухню за ней: видно, сидеть с нами в такой обстановке мучительно, лучше скрыться. Донеслись громкий шелест пергамента и даже приятные запахи, увы, не перебившие вонь.
– Откуда это она такая радостная? – Жора проворчал, обращаясь к окружающему пространству, но все же, наверное, ко мне.
– Работу такую нашла!
Правильный ответ.
– Знаю я эту работу! – вмешалась Сима.
Громкое шуршание пергамента прервалось.
– В телевизоре видел ее, – как бы благодушно продолжил Жора. – С хлопцем каким-то лохматым за руки бралась. Самосвалу дорогу перегораживали. Это что – работа такая?!
Жора явно был на стороне самосвала! И Кольки. Умнем сначала первый вопрос.
– А-а-а! – обрадованно вскричал я. – То друг детства ее! Журналист! Наш Дом творчества защищали!
– Друг детства, говоришь? Но детство, я полагал, давно кончилось?! – Жора резко поставил вопрос.
Даже псы вдруг по-щенячьи тявкнули и забились в угол. Робко поглядывая, жалобно скулили: так Жора их испугал. Почему-то именно это взбесило Настьку: выскочила из кухни с поднятыми руками, лоснящимися от жира.
– Ко мне! – крикнула псам, но те лишь злобно оскалили клыки, видно, мало от нее хорошего знали. – Ко… – Тут она словно поперхнулась, вдруг побелела и стала оседать. Мы с Нонной еле ее подхватили, усадили в кресло.
– Это у нее давление резко упало. – Сима поднялась. – Скоро поднимется! Мой вам совет: отдайте на нормальную работу ее! Той же укладчицей на наш кондитерский комбинат. Двадцать тысяч пирожных в день уложит – и нормальным человеком станет! Пойдем, Коля, отсюда!
Коля медленно вышел из кухни, вытирая жирные руки о грудь, потом, распаляя себя, как на сцене, со стуком распахнул дверку шкафа, вывалил скомканную гору рубах и подштанников, стал их раскидывать.
– Грязь эту оставь здесь! – гордо произнесла Сима. Настал и ее звездный час.
Колька затравленно глянул на нас, лихо мотнул чубом и проследовал за мамкой.
– Предатель! – прохрипела Настька. Пришла в себя! Правда, глаза еще “плыли”.
– Это кто еще предатель! – откликнулась Сима.
– Ладно! – примиряюще произнес Жора. – Мы-то с тобой все делали правильно! – Тряхнул мне руку, пошел. Взгляд Насти наконец “собрался в кучку”, и в нем была ненависть. Ну откуда такая страсть?! Да это же я вроде ей страсти желал?
Удивила и Нонна, от нее такого не ожидал. Вдруг резко вскочила, выбежала на кухню, громко шурша пергаментом, стала заворачивать дефицитную пищу (так я и не увидел ее!). Вручит на выходе бывшим родственникам? Нашла другое решение: громко стукнула крышка “мусорки”. Тоже эффектно.
И они должны были это услышать: стук двери раздался чуть позже.
Сильней всех страдали, кажется, псы: сладострастно завыли и, словно сомнамбулы, двинулись к кухне.
– Лежать! – рявкнула Настя, и со стоном и стуком костей они рухнули на пол.
Вот компания какая! Чужаков нет. Все свои.
Ну? Начинаем новую жизнь?
– Нонна!
– Что? – как-то отстраненно отозвалась она.
– Давай.
– Что? – откликнулась глухо.
– Порядок наводи.
– Где?
– Здесь, где же еще?! Посуду давай мой.
Злобно глянув, резко поднялась. И в то же время ею залюбовался: двигается легко! Не то что Настька.
