неевропейцы и у нас черная кожа. Да, сэр. Мы африканцы, конечно, и никто другой. Мой дядя Каланга все это знает, это я вам говорю. И он говорит, что наше проклятое правительство хочет заставить нас сделаться европейцами и оттого у нас столько неприятностей. Он говорит, что если бы они оставили нас в покое и позволили оставаться африканцами, мы бы были о'кей и ни у кого бы не было неприятностей. Да, сэр. Я ему верю, потому что он образованный.
Но, друг, я не нахожу себе места. Я думаю, что, может, слишком много болтал про этот митинг. Я помню, что сказал Нэнси, где будет митинг, но, друг, мне не следовало этого делать из-за приписки: «Запомни адрес и время и разорви письмо. К.» Это написал мой дядя, и это значит, что я не должен никому ничего говорить. Так что, друг, может, я поступил неправильно. Но эта Нэнси заставляет меня делать то, чего я не хочу. Друг, я бы женился на этой Нэнси, в первый раз я встречаю такую девушку.
И я думаю, как хорошо было бы пойти к священнику Сэндерсу с Нэнси и сказать, что я хочу на ней жениться. Но, черт возьми, я совсем забыл, что у него церковь только для европейцев и ты не можешь в ней обвенчаться. И я даже не хочу идти туда в воскресенье молиться вместе с европейцами, потому что потом неприятностей не оберешься. Я знаю этих европейцев. Может, священник и хочет, чтобы мы там молились, но европейцы этого не хотят. И если об этом прослышит наше проклятое правительство, оно наверняка посадит нас всех в тюрьму, это я вам говорю.
Друг, я устал от всего такого и хочу обо всем позабыть, вот я и подумал, что лучше пойти к другу Питу из отеля «Океан» и потом, может, сходить в кино.
Стало быть, в среду вечером я иду в отель «Океан» к моему другу Питу Мдане, потому что мастер Абель дома не ужинает и мне незачем его ждать.
Пит Мдане — славный человек, это я вам говорю. Ему столько лет, сколько мне, двадцать пять, и он такой же высокий, как я, только не такой образованный. Он грамотно пишет и, может, немножко читает, но он необразованный, — вы понимаете? И когда мы вместе, мы не говорим об образованных вещах — только о девушках и шикарной одежде. У него есть эта женщина Сара — я вам должен сказать, что я с ней имел дело и она очень хорошая девушка, только Пит не знает, что я имел дело с его женщиной. У нее и с другими были дела. Да, сэр. Я точно знаю.
И вот я жду, когда он выйдет из отеля, потому что в среду вечером он не работает.
— Привет, Пит, — говорю я.
— Джордж Вашингтон! — говорит он. — Порядок!
— Как жизнь? — говорю я.
— Джордж Вашингтон! — говорит он. — Порядок!
— Значит, у тебя все в порядке? — говорю я.
— Порядок номер сто процентов, — говорит он и улыбается.
Друг, какая у этого Пита улыбка! Отсюда до Иоганнесбурга.
— Джордж Вашингтон! — говорит он. — Порядок!
— Красивая у тебя куртка, — говорю я.
— Еще бы. Два фунта. Еще бы. Красивая! Порядок!
— Как насчет кино? — говорю я.
— Мысль на миллион долларов. Порядок!
— Порядок, — говорю я. — Куда пойдем?
— Хорошие брюки, парень, — говорит он. — Очень хорошие, Порядок!
— Так на какую картину ты хочешь? — говорю я.
— Обожаю летние брюки. Факт. Да, сэр. Ух!
— Я тоже, — говорю я.
— Еще бы, — говорит он. — Ух!
— Что идет в кино, а? Скажи мне, что идет в кино.
— Где ты достал эти брюки, Джордж Вашингтон?
— У Гарри, — говорю я.
— Ух! У этого Гарри водятся отличные брюки. Порядок!
— Какую картину ты хочешь посмотреть, а? — говорю я.
— Сколько стоят такие брюки, Джордж Вашингтон?
— Тридцать шиллингов, — говорю я.
— Ух! Это дешево. Порядок!
— Пойдем…
— Да, сэр. Дешево. Порядок!
— А как насчет того, чтобы нам с тобой сегодня сходить в кино?
— Кино будет просто прекрасно. Еще как!
— О'кей. Стало быть, мы пойдем. Куда мы пойдем?
— Куда ты хочешь идти, Джордж Вашингтон? — говорит он.
— Не знаю, друг. Сам скажи, куда мы пойдем.
— Я в этом не понимаю, Джордж Вашингтон. Скажи ты.
— А что сегодня идет в кино, друг? — говорю я.
— Это вопрос, приятель. Это вопрос.
— Так ты не знаешь, что идет в кино?
— Конечно знаю, только надо хорошенько подумать, Ух!
— Давай думай, Пит.
— Я и думаю, Джордж Вашингтон. Я думаю. Ух!
— Раскинь мозгами, Пит, — говорю я.
— Я раскидываю, Джордж Вашингтон. Еще как раскидываю. Погоди только, я ведь знаю, что где идет. Конечно. Да, сэр. Ага! Гм… Ага! Да, сэр!
— Ты помнишь, что идет в кино, Пит?
— Ага! Гм… Да. Конечно. Мы идем смотреть «Отпуск в Мексике» — порядок?
— Порядок, — говорю я, и мы идем.
И мы едем на троллейбусе в город и идем в кинотеатр «только для неевропейцев», и мы смотрим «Отпуск в Мексике».
Друг, я люблю кино. Потому что ты в нем забываешь о том, о чем хочешь забыть, — вы меня понимаете? Кроме того, в кино много девушек, и мы с Питом их рассматриваем, и ты иногда можешь в кино найти девушку, которую никогда еще не видал, и ты можешь сесть с ней рядом, и погладить ее, и все такое. Это точно, друг. Девушку, которую никогда еще не видал. Я говорю вам чистую правду. А в среду вечером ходить в кино хорошо, — понимаете? Потому что иногда в другие вечера, особенно в пятницу и субботу, туда ходят подонки, и они затевают драки, и заявляется полиция и уводит их. В среду такого не бывает.
А когда фильм кончается и мы выходим, я слышу сзади меня так тихо-тихо:
— Привет! — И я вижу Марию.
— Привет, Мария, — говорю я. — Привет.
— Понравился фильм? — спрашивает она. Но, друг, это совсем не такая Мария, с которой я был тогда ночью. Теперь она грустная. Это видно.
— Еще бы, — говорю я, когда мы выходим на улицу. — Познакомься, Мария, это мой друг Пит.
— Здравствуй, Пит, — говорит она.
— Пит, — говорю я, — это Мария.
— Мария, — говорит он. — Порядок!
— Ты идешь домой, Мария? — спрашиваю я.
— Да, — говорит она.
— Может, мы тебя проводим, а? Потому что нам с Питом нечего делать, — говорю я. — Как, Пит?
— Конечно. Да, сэр, — говорит Пит.
— Нет, я пойду домой одна, — говорит Мария.
— Нет, Мария, мы с Питом тебя проводим, потому что… — говорю я, но не успеваю кончить, потому что к ней подходит какая-то девушка и говорит:
— Мария, я тебя потеряла.
