тупая, видать, извилины, как и мускулы, жиром заплыли, пуговицы на рубашке руба стоят, еле сходится на животе, задница шире плеч, а ведь получается, что эта мразь удачливее в жизни, походя срывает лучшие ягоды, оставляя тебе зелень, кислицу. Ничего, сейчас отрыгнет нажранное.
Бил бармена под музыку. Японская стереосистема добросовестно задавала рабочий ритм и как бы подбадривала голосом иноземной певицы. После первой же порции бармен надломился, запросил пощады. Не поверил ему, продолжал бить, и жертва немного оклемалась, пообвыкла к боли.
– Ничего, заговоришь, – пообещал Сергей и потащил бармена в ванную комнату.
Наполнив ванну до краев холодной водой, окунул в нее голову бармена. Шея напряглась, изогнулась кверху – так притопленный мячик пытается выпрыгнуть из-под ладони. Когда она ослабла и к поверхности устремилась тоненькая цепочка пузырьков, ослабил давление. Голова с шумом выскочила из воды. Разрешил сделать короткий вдох и снова окунул. Минут через двадцать бармен раскололся, выдал тайники в квартире. В них были в основном советские деньги. Коваленко вернулся в ванную комнату и спросил у бармена, курившего поощрительную сигарету и щурившего глаза от дыма – руки у него остались связанными:
– А где валюта?
– Нету, – прошептал бармен, трусливо выглядывая из-под мокрого колтуна, нависшего над глазами.
– Макни пару раз, – сказал Коноваленко.
Водные процедуры восстановили память.
– В гараже...
– Где именно?
Молчание. Сергей вдавил голову в воду, подержал до первых пузырьков.
– В яме... в правой стенке... за ящиком с запчастями.
– Поедешь с нами, покажешь.
– Я лучше объясню, – забормотал бармен. – За заправкой налево, потом, перед забором, еще раз налево и сразу въезд в кооперативный гараж. Первый проезд, седьмой бокс с той стороны, где будка сторожа. Зеленые ворота.
Старший лейтенант внимательно слушал и кивал головой. Так, наверное, кивает, когда допрашивает у себя в кабинете.
– Молодец, подробно объяснил, но придется тебе, дружок, прокатиться с нами: вдруг напутал что- нибудь.
– Не напутал... не надо... – взмолился бармен.
– Афганец, уговори товарища, – предложил старший лейтенант и пошел узнать, пересчитали ли добычу.
Подержал голову в воде чуть дольше, чтобы «уговорить» сразу. К чему ломается? Начал – договаривай до конца. Это тебе не у Проньки за столом – половиной не отделаешься. Наверное, боится, что убьют. Будто здесь нельзя...
Подумал – накаркал. Отпущенная голова не подпрыгнула, как раньше, а медленно поползла вверх, утягиваемая телом, оседающим на пол. Бармен лениво опустился на колени, по-приятельски прижался к Сергеевой ноге. Шея замерла на краю ванны, рот завис над водой, и казалось, что бармен хочет сделать последний глоток.
Сергей отступил на шаг, и голова упала на пол. Опрокинулось темно-синее пластмассовое ведро, закачалось из стороны в сторону, и тень от ведра то падала на зрачки и они меркли, то отодвигалась и свет лампочки наполнял их живым блеском.
Сделать искусственное дыхание? Но стоит ли мараться об эту падаль? По крайней мере, не составит теперь фоторобот Сергея.
Старший лейтенант Коноваленко сидел в кресле, курил одолженную у бармена американскую сигарету и подергивал ногой в такт музыке. А ведь он еще и не старый, наверное, однолетка бармена, росли на одной музыке – модной лет десять назад, «диско», поэтому и слушает с интересом.
– Уговорил?
– Нет. Перепил он малость.
Коноваленко, надув щеки и выпятил губы, с присвистом выдохнул воздух.
– Ну и бракоделы вы, ребята!
Толик и Спиря, складывавшие деньги в спортивную сине-красную сумку, на мгновение замерли, потом переглянулись. Оба – судимые, знали, чем пахнут два убийства: одного трупа на всех хватит с ушами, а два... Виктор же не смог сдержать улыбочку: теперь убийц трое, а соучастников двое. Еще одно такое дельце – и все выравняются перед законом.
Сергей и Коноваленко отвезли труп на белых «жигулях» за город, где, повесив на шею канистру с запасным бензином, кинули с гребли в ставок. Вода уже схватилась тонким ледком, так что до весны труп не найдут. В кооперативный гараж заехали около восьми утра, когда там началось движение, но еще было темно и трудно разглядеть сидевших в машине. Валюту нашли быстро. Она лежала в никелированных медицинских коробках в нише в стенке ямы. В меньшей коробке – доллары, фунты стерлингов, западногерманские марки, в большей – итальянские лиры – многоцветные «простыни», похожие на афгани. Белые «Жигули» бросили на стоянке около железнодорожного вокзала.
– Пусть коллеги думают, что бармен заподозрил слежку и ударился в бега, – объяснил маневр Коноваленко. – Пока труп не обнаружат, дело заводить не будут, а там... – Он улыбнулся довольно и похлопав ладонью по никелированной коробке. На ней появились и быстро исчезли, будто свернулись от краев к центру, тусклые отпечатки от плотных пальцев.
Оксана точно поджидала Сергея в прихожей: он открыл дверь – и увидел ее, в коротком халатике, свежую, розовую и пахнущую духами. Вот только под глазами темные круги.
– Ты что – не спала?
– Нет... Поверие есть такое: когда мужчина идет воевать, женщина должна сидеть у очага и смотреть на пламя, и если заснет, его убьют в этот момент.
Длинными пальцами с черными ногтями вытерла она капельки от растаявших снежинок Сергею со лба и висков, губами собрала их со щеки и шеи, заскребла ногтям по куртке, подрагивая всем телом то ли от сопережитых волнений, то ли от желания.
5
В канун 1986 года банда Базер-бая обстреляла ракетами класса «земля-земля» посёлок в Советском Союзе. Ракеты легли с недолётом, никто не пострадал, однако командование решило не оставлять обстрел безнаказанным. Группу, не дав отдохнуть и по-человечески встретить праздник, кинули в горы.
По разведданным в банде было около двухсот человек, но ядро составляли тридцать-сорок, остальные, поучаствовав в нападении, расходились по домам. Дважды банду зажимали в кишлаках, день- два душманы отстреливались, а потом просачивались поодиночке через кольцо. И в ответ нападали по ночам на десантников, внезапно обрушивали шквал огня и быстро растворялись в горах, благо погода благоприятствовала «духам» – была на удивление мерзопакостной. Тяжёлые, тёмные тучи с трудом переваливали через горы, и почти каждый день шёл снег, или дождь, или снег с дождём. Вертолёты летали редко, продуктов не хватало и даже боеприпасы экономили, чего раньше никогда не делали.
Гринченко подменял в это время старшину заставы, выслушал много чего по поводу такой экономии. Можно подумать, старшина рожает продукты и боеприпасы, а не распределяет доставленное вертолётами. За эту операцию успел испортить отношения со многими сослуживцами, даже с Окуличем, подменявшим его в должности командира второго взвода. И Окуличу новая должность принесла мало приятного. Один из «молодых» – москвич по фамилии Синицын, чмо безрукое, – умудрился подорваться на собственной гранате. Где он её хранил и как во сне вырвал чеку – теперь уже не выяснишь. Хорошо, что спал с краю,
