Дома он сварил крепкий кофе. Мутно-белое окно портило кайф; поставив чашку на прозрачный столик, Норберт пересек гостиную, нажал на кнопку. Опустились жалюзи. Тревожную, взбаламученную белизну перечеркнуло множество параллельных друг другу темных горизонтальных линий – вот уже несколько дней, как жалюзи заклинило в этом положении, но у него все не доходили руки вызвать мастера. Не то чтобы времени не хватало... Времени было сколько угодно. Он не знал, куда себя девать, болтался по барам, и жизнь не доставляла ему особого удовольствия. Почему?.. Хотел бы он это понять. Такие состояния не доставали его с тех пор, как он покинул Валену полтора года назад, а теперь вернулся – и все началось по новой.
Секс не мог вытащить его из этой засасывающей хандры, хоть и позволял отвлечься. С девчонками Норберт был дружелюбен и тактичен – те, как правило, это ценили, – но на долговременные отношения не соглашался. Ни с кем, ни разу. Во время учебы в Соледаде у него в числе прочих была женщина-психолог средних лет, и однажды она выдала анализ: он боится серьезных привязанностей после гибели матери, потому что боится новых потерь. Удалось ли ей угадать правду? По крайней мере, сам Норберт никакого страха не ощущал. Он просто не хотел серьезных привязанностей. Единственным исключением была Илси, но Илси – другое дело. Когда Норберту было тринадцать, а ей шесть, они помогли друг другу выжить и не сломаться – двое одиноких детей в окружении требовательных, бесцеремонных, погруженных в свои интриги взрослых. Помощь была взаимной: Норберт вышел из оцепенения только потому, что обнаружил рядом с собой существо, которое находилось в худшем положении, чем он, и при этом пыталось его поддержать, вполне искренне, в отличие от старших.
Допив кофе, не глядя протянул руку, нащупал возле подлокотника дивана пульт стереовизора. Элитарное кино: герой смотрит то на дождь за окном, то на женскую туфельку на подоконнике; и мужчину, и туфельку показывают в разных ракурсах – сверху, снизу, справа, слева; его энцефалограмма, его кровеносная система в инфракрасных лучах, поверхность туфельки под микроскопом, сетчатка глаза героя, тоже под микроскопом... Приверженцы данного течения утверждали, что для настоящего кино главное не действие, а его философский подтекст и надо показывать зрителю этот подтекст в очищенном виде. Хмыкнув, Норберт переключился на другой канал. В глубине экрана закружились сотканные из света концентрические круги и листья с пульсирующими прожилками, полилась тяжелая, тягучая синтезированная музыка – «древесный сок». Зародившись три года назад на Алзоне, этот стиль быстро завоевал популярность.
Как раз что-нибудь такое ему сейчас и нужно... Усилив громкость, Норберт откинулся на спинку дивана; «древесный сок» молотом бил по мозгам, и он не сразу уловил, что в дверь звонят. Девушка в куртке с капюшоном? Что ж, он не откажется от приятной компании.
Он открыл дверь, не задавая вопросов, и увидал перед собой коренастого мужика с пистолетом. Рефлекторно выбросил вперед правую руку (преподанные Стеллой уроки не прошли даром), одновременно ощутил болезненный укол в шею, распрямленные пальцы врезались в мягкое...
Очнулся на полу в гостиной. Во рту пересохло, шея болела. Запястья и щиколотки связаны, успели занеметь. Потолочные панели неярко светились, за окном чернота. Часы показывали без четверти девять. Посетитель сидел на диване, прижимая к лицу окровавленный платок. Заметив, что Норберт на него смотрит, сипло сообщил:
– Ты мне глаз повредил, ублюдок!
– Не стоит приходить в гости с пистолетом.
Мужчина выругался, вскочил и пнул Норберта по ребрам. У него перехватило дыхание от боли.
– Он предупреждал, что ты опасный... Дерьмо, заплатишь за глаз!
– Кто предупреждал? – с трудом выговорил Норберт.
– Старик, у которого ты деньги украл. Деньги отдашь, понял? Где они?
Кое-что прояснилось: этого типа нанял Зеруат. Надо попробовать заговорить ему зубы, протянуть время... А дальше что? Освободиться от веревок вряд ли удастся, Норберт не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
– Не здесь. В банке.
– Я не пришил тебя сразу только потому, что мне нужны деньги, которые ты прикарманил. – Киллер не то зловеще оскалился, не то поморщился. Он по-прежнему держал у левого глаза платок. – Я тебя самого без глаз оставлю!
– Надо связаться с банком, снять деньги со счета... На это потребуется время.
Звонок. Киллер замер. В дверь громко постучали, потом опять позвонили. Киллер крадучись вышел в коридор, напоследок предупредив:
– Тихо, или тебе конец!
Норберт напряг мышцы, пытаясь разорвать веревки. Без толку. Оглядел комнату: диван, мягкие кресла, стеклянный столик на витой металлической ножке... Ничего такого, чем можно воспользоваться. Ну и влип... Из коридора доносился глуховатый голос киллера:
– Нет, нету его здесь! Нет дома, да! Я его дядя, в гости приехал... Не знаю, когда будет... Говорю же, куда-то ушел! А чего дверь открывать, и так поговорили, до свидания!
Тяжелые шаги.
– Тебя спрашивала шлюха с нежным голоском, я ее спровадил. Ублюдок ...! Мне теперь нужны деньги, чтоб глаз вылечить!
Та девушка? Вдруг она заподозрит неладное и сообщит в полицию? Да нет, вряд ли стоит рассчитывать на чудо. Он влип по-крупному, и ни одна из его девушек ему не поможет... если, конечно, это не Стелла Вирс Акуон. Но Стелла сейчас далеко. На Деноре.
– Я из тебя дерьмо выпотрошу, если не получу денег!
– Давай подождем до завтра, – предложил Норберт. – Завтра поедем в банк и все устроим.
– Подождем! У, гад! У тебя есть аптечка?
Норберт объяснил, где лежит аптечка. Киллер вышел, напоследок грязно выругавшись. Скрип. Плеск воды. Кроме позорного животного страха, Норберт ощущал жгучую досаду: и надо же так по-дурацки влипнуть! Еще раз в отчаянном усилии напряг мышцы – ни черта не получилось. Бандит вернулся, его левый глаз был залеплен пористым антисептическим пластырем. С ходу пнув Норберта, процедил:
– Ублюдок сраный, хороших медикаментов дома не держишь! У тебя в аптечке одно барахло! Таких, как ты...
Дальше Норберт не слушал, его внимание приковало окно: там, за стеклом, что-то скользнуло... Заметив, куда он смотрит, киллер резко обернулся, выхватил из-за пазухи пистолет. Несколько секунд стоял, вглядываясь во тьму, потом попытался закрыть жалюзи вручную – те жалобно заскрипели, но не поддались.
– Гад! – киллер опять отвесил Норберту пинка. – Ни хрена у тебя дома не починено!
«Начинаю галлюцинировать», – с тоской подумал Норберт. Его квартира находится на втором этаже, под окном карниз – узкий, наверняка обледенелый. Теоретически кто-нибудь хорошо натренированный, вроде Стеллы или Тайсемура, может туда забраться, заглянуть в освещенную комнату, увидать на полу связанного Норберта – и поскорей вызвать полицию... Но это теоретически.
– Сволочь, еще голову морочишь! Все отдашь, понял? Только сначала я тебе глаз выткну! – Киллер присел около него на корточки.
– Спорим, что в этом случае никаких денег не будет?
– Такие, как ты, всем житья не дают! – уцелевший мутный глаз яростно сверкал на широком красноватом лице киллера. – Я вас всех ненавижу, я уже много таких убил! И еще убью!
– За что ненавидишь?
– За то, что все вы подонки!
– Ты уверен? – Норберт решил, пока есть возможность, поддерживать диалог: это лучше, чем получать пинки или остаться без глаза.
– Уверен! – прошипел собеседник. – Вы у меня поперек горла сидите...
В следующее мгновение наступила темнота. Киллер замолчал, потом растерянно произнес:
– Ублюдок, теперь я из-за тебя совсем ослеп... Ни хрена не вижу!
Норберт не стал разрушать его иллюзию. Вырубили электричество, только и всего. На металлическом корпусе настенных часов дрожали слабые блики, поблескивал возле черной глыбы дивана стеклянный
