разсчитываю на сод?йствіе Національнаго Собранія… разсчитывая на в?рность моихъ подданныхъ, я отдалъ приказъ войскамъ разойтись… Приглашаю васъ сообщить столиц? о моихъ распоряженіяхъ.
Въ то самое время, какъ онъ такимъ образомъ опускалъ руку правосудія, онъ, король, ронялъ изъ рукъ своихъ скипетръ. Изъ Собранія въ Версали скипетръ и рука правосудія попали въ потокъ Парижа.
Д?йствительно, отъ вс?хъ принятыхъ р?шеній наканун? не осталось ничего. Новые министры были см?нены, Неккеръ и его партизаны призваны снова. Маршалу де-Брольи пришлось распустить полки, а самъ Людовикъ XVI шествовалъ 17 іюля въ Hotel de Ville на призывъ мятежа.
Передъ униженіемъ королевскаго достоинства радость Собранія доходила до изступленія. Собраніе требовало, чтобы 300 его членовъ отправились въ Парижъ въ качеств? свид?телей его торжества. Вирье, котораго выдвинула на видъ его недавняя р?чь, былъ выбранъ однимъ изъ первыхъ въ составъ этой депутаціи.
Сколько было пережито за одинъ м?сяцъ!
Безумныя утопій однихъ, помогая злоб? другихъ, доканали старую монархію. Отъ нея не осталось ничего, кром? злополучнаго короля, въ?зжавшаго въ Парижъ.
И это путешествіе являлось прелюдіей къ 6 октября. Королевскій экипажъ двигался среди новой буржуазной милиціи Версаля. По виду ей бол?е подходило совершать грабежи, ч?мъ сопровождать короля Франціи. Графъ д'Эстэнь командовалъ этимъ сбродомъ. Въ виду его популярности, ему было поручено ?хать верхомъ подл? короля. Какъ ему было не сд?латься популярнымъ? Онъ, говорятъ, об?далъ у своего мясника. И т?мъ не мен?е, несмотря на всю свою популярность, ему было не мало хлопотъ съ этою толпою въ 150.000 челов?къ, среди которыхъ, такъ сказать, плыла королевская карета.
Посл? двухъ- или трехъ-часовой ?зды съ постоянными остановками, шествіе наконецъ добралось до Парижской заставы. Тутъ декорація вполн? соотв?тствовала пьесе, которая должна была разъиграться. Это поистин? было Вербное воскреніе монархіи.
Въ духовной сторон? событій бываютъ такія сильныя вибраціи, которыя подчиняютъ себ? духовную сторону челов?ка.
Такъ было и съ Анри — революціонерныя вибраціи большого города заглушали собою то безпред?льное состраданіе, отъ котораго содрогнулось бы его монархическое сердце, при всякихъ иныхъ условіяхъ. Эти страшные народные потоки пробуждали въ немъ весь его либерализмъ. Его демократическіе инстинкты чувствовали себя прекрасно среди этой странной обстановки, гд? пестрота толпы гармонировала съ пестротою ст?нъ.
Тысячи объявленій, въ перем?жку съ выв?сками, вдругъ сд?лавшимися политическими, присоединяли свои аллегоріи къ восторгамъ народа… 'Великому Неккеру…' 'Національному Собранію…' 'Патріотизму..' 'Челов?честву…' Среди всеобщаго помраченія, Анри не зам?чалъ см?шной стороны изступленія этихъ людей, 'которые ц?ловались со слезами на глазахъ' и у которыхъ доходило до безумія то, что Мунье называлъ 'опьяненіемъ чувства'.
Въ то время какъ Бальи восторгался, что 'невинные голоса д?тей воспитательнаго дома вносили въ эту картину что-то небесное', въ то время, какъ онъ излагалъ королю свой легендарный вздоръ: 'Государь, Генрихъ IV обрелъ свой народъ, народъ сегодня обрелъ своего короля…', Вирье отправился на площадь Людовика XV встр?чать шествіе [27].
Тамъ, всец?ло отдавшись 'пріятному ощущенію улыбки толпы', какъ говорилъ Лафайеттъ, онъ волновался съ однимъ, собол?зновалъ съ другимъ и настолько сближался со вс?ми, что находилъ ут?шительный смыслъ въ самыхъ странныхъ открытіяхъ.
Вотъ, наприм?ръ, — это разсказываетъ самъ Анри, — одинъ изъ буржуазной милиціи до такой степени тронулъ его 'своею честностью, своею простотою и скромностью', что онъ вступилъ съ нимъ въ разговоръ.
На основаніи 'взаимнаго дов?рія' этотъ объявилъ Вирье, 'что онъ готовъ низвергнуть короля и провозгласить покровителемъ герцога Орлеанскаго, и только изъ любви въ Собранію'.
Можно ли негодовать на этого скромнаго простака?
Зат?мъ, Анри натыкается на бывшаго солдата королевскаго Лимузенскаго полка, преобразившагося въ капитана національной гвардіи. Капитанъ въ претензіи на графа д'Артуа… Ему поручено даже арестовать его и онъ ничего не им?етъ противъ.
Анри, въ полномъ восторг? отъ искренности и добрыхъ нам?реній народа, объясняетъ своимъ собес?дникамъ, которые ничего въ этомъ не понимаютъ, всю теорію министерской отв?тственности. Этого слова еще не существовало. Но нельзя иначе резюмировать ту длинную р?чь, которую Анри сказалъ по этому поводу [28].
Если его не поняли, то, по крайней м?р?, его выслушали съ снисхожденіемъ, которое успокоило его вполн? на счетъ участи монархіи. И онъ продолжалъ свой путь, всец?ло отдавшись пл?нительному вид?нію, которое въ тотъ день являлось Мунье:.. 'Статуя Людовика XVI возвышалась среди тл?ющихъ развалинъ Бастиліи и прославляла короля, возстановителя евободы Франціи…'.
Однако, какая галлюцинація! Разв? цареубійство не витало уже надъ этими улицами, надъ этими площадями, надъ этими перекрестками, по которымъ двигалось это шествіе? Отчего же эта толпа, которая душила депутатовъ своими н?жностяки, отчего была она вооружена? Начиная съ шщали, до жел?зной палви, все пригодилось этимъ мужчинамъ, женщинамъ, монахамъ, которые рев?ли: 'Да здравствуетъ нація'!.. Вдругъ раздался ружейный выстр?лъ по ту сторону Сены. Пуля попала въ женщину, шедшую около дверцы кареты короля, ?хавшей по площади Людовика XV. Наконецъ, добралисъ до Ратуши. Боролю пришлось подниматься по ступенькамъ, м?стами краснымъ отъ крови, подъ стальной сводъ торжествующаго массонства.
Вся эта толпа и депутаты направилась въ Notre Dame чествовать эту поб?ду, а несчастный Людовикъ XVI, измученный своею ролью 'Ессе homo' ('Ce челов?къ'), сътрехцв?тною кокардою на груди, подъ?зжалъ къ Версалю.
Прокатилась первая волна… Казалось, обр?тенъ былъ миръ. Но на завтра волна принесла т?ла Фулона и Бертье. При своемъ отлив?, она унесла съ собой, для н?которыхъ, первую иллюзію.
22 іюля оставило неизгладимый сл?дъ въ жизни Анри. Онъ разговаривалъ съ Лалли, своимъ старымъ товарищемъ по училищу Harcourt, когда въ Версаль прилет?лъ сынъ несчастнаго Бертье, умоляя собраніе спасти его отца отъ смерти, уже пл?нника народа. 'Запыхавшись, растерянный, несчастный обнималъ кол?ни Лалли, восклицая:- вы, по крайней м?р?, сжальтесь надо мною, вы, который знаете, что значитъ вид?ть убійство своего отца'…
Почти одновременно пришло изв?стіе о совершившемся уже убійств?, со вс?ми ужасными его подробностями… отрубленная голова… вырванное сердце… на куски изорванное мясо…
Мирабо былъ циниченъ. Эти преступленія были для него лишь 'гнойными прыщами свободы'… Барнавъ же только анализировалъ пролитую кровь. Вирье былъ возмущенъ и съ негодованіемъ протестовалъ.
'У Франціи есть законы, — восклицалъ онъ н?сколько дней позже, когда Собраніе требовало введенія исключительнаго суда, весьма выгоднаго для палачей и въ ущербъ жертвамъ. — У Франціи есть законы, судьи, исполнительная сила… Соединить все это въ однихъ рукахъ, значитъ, возстановить деспотизмъ… Первая обязанность, которую на меня возложили мои дов?рители, это — упроченіе свободы… Деспотизмъ толпы — самый пагубный изъ вс?хъ деспотизмовъ…' [29].
Анри вдругъ, разомъ, точно понялъ, что такое будетъ революція. Его прямота овлад?ла имъ. Вчерашній простякъ превратился въ пророка будущаго. Онъ резюмировалъ его однимъ словомъ.
Но и для него, какъ для многихъ честныхъ людей этого Собранія, которые считали тотъ день потеряннымъ, когда не было разрушено что нибудь, св?тъ могъ быть только перемежающимся. Изв?стно безумное зас?даніе 4-го августа, которое самъ Мирабо называлъ 'оргіею'. Везд? подобало быть оргіи: на улицахъ оргія грубаго тупоумія, въ другихъ м?стахъ оргія рыцарскаго тупоумія.
Этотъ печальный звонъ старыхъ порядковъ нигд? не раздавался такимъ усиленнымъ перезвономъ, какъ у подошвы Альпъ. Въ Дофине гор?ло семдесятъ замковъ. М?стные крестьяне воображали, что этимъ они выражаютъ свое сочувствіе вс?мъ рыцарскимъ безразсудствамъ, совершеннымъ въ ихъ пользу 4 августа.
