Брагонъ, старика швейцара, лакеи Фламанъ и Ришаръ выносили чемоданы, которые привязывались на верхъ кареты. Со слезами, старикъ Брагонъ сообщилъ Анри, что герцогъ де-Роганъ уже вы?халъ изъ Парижа и будетъ ожидать свою супругу въ Бургундіи, у ея лучшаго друга, графини де-Жокуръ. Не давъ ему досказать, Анри, какъ съумасшедшій, взб?жалъ по л?стниц?.
Онъ прошелъ по этимъ салонамъ, н?когда столь блестящимъ, теперь пустыннымъ. Въ глубин? отдаленной комнаты была m-me Роганъ, невозмутимо отдававшая посл?днія приказанія, Анри хот?лъ поц?ловать ей руку. Она ее отдернула…
— Вы хотите остаться? — спросила она его. — Это безповоротно?
Анри ничего не отв?тилъ.
Негодованіе, которое она такъ долго сдерживала, разразилось со всею силою.
Она обвиняла Анри въ предательств? относительно короля, въ томъ, что онъ жертвуетъ имъ ради своего честолюбія, что онъ участвуетъ въ Собраніи только ради личныхъ видовъ… что онъ хочетъ выкляньчить себ? также, какъ его друзья, постыдную популярность… что онъ безчестный подданный и недостойный сынъ…
Какъ могъ онъ оставаться спокойнымъ? Вотъ какъ онъ это объясняетъ:
'…Я думалъ, что настанетъ время, когда она сама оц?нитъ, что я не поддался ей… Мн? казалось, что посл? этихъ часовъ невыразимыхъ страданій, она снова раскроетъ мн? свои объятія… и скажетъ мн?, что если бы я поддался ея просьб?, я былъ бы недостоинъ ея н?жности'…
Во время этой ужасной сцены вошла жена Анри и бросилась на кол?ни передъ герцогинею, умоляя ее о пощад? или, по крайней м?р?, о милости ее сопровождать.
Повелительнымъ жестомъ она заставила встать молодую женщину:
— Н?тъ, — сказала она, — ваше м?сто около вашего мужа… Оставайтесь въ этомъ дом?… Я желаю, чтобы этотъ домъ былъ всегда вашимъ…
Этимъ все и кончилось.
M-me де-Роганъ у?хала съ смертельной раненой душой, оставивъ позади себя совершенное отчаяніе.
'Несчастная мать, — писалъ Анри, — ея ошибки стоили ей жизни… намъ они стоили счастья'…
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Мелкія и комичныя стороны Революціи. — Первое преніе о правахъ чеіов?ка. — Анри вводить Высшее Существо въ предисловіе къ ковституціи. — Жертвенникъ отечества. — Какія жертвы на немъ приносятся. — Даръ маршала де-Малье, одного башмачника изъ Пуатье, одного мужа и н?сколькихъ хорошенькихъ женщинъ. — Острота Сегюра. — Гильотина изъ краснаго дерева. — Противор?чія женскаго сердца. — Комната, пос?щаемая въ замк?. — Анри во время голосованія veto. — Слишкомъ много энергіи въ его выраженіяхъ. — Слабость короля. Афоризмъ Ривароля. — Къ кому перейдетъ корона Франціи? — Счастливый случай, благодаря которому Утрехтскій трактатъ находятъ въ карман?; маркиза Синери. — Бес?да Анри съ Мирабо. — Бельшасскій заговоръ обостряется. — Отв?тъ маркиза де-Мирнуа на выводы Синери.
Революцію изучали въ ея ужасныхъ, постыдныхъ или достославныхъ сторонахъ. Но думалось ли когда нибудь посмотр?ть на нея подъ ея см?шнымъ угломъ? Если взять только ея ораторовъ, по крайней м?р?, большинство изъ нихъ, то ни въ какую другую эпоху не найдется никого, кто бы ихъ превзошелъ въ забавной напыщенности и въ слезливой чувствительности. Никогда не говорили бол?е б?днымъ языкомъ.
Р?чи Lalli 'еще бол?е одутловатыя ч?мъ его особа'… Байльи 'этотъ Аристидъ, котораго иначе не зовутъ какъ Juste' [32]; Шапелье, 'des Castors le digne president', какъ его называетъ Ривароль, соперничаютъ въ классическомъ педантизм?. И въ наше время вполн? согласились бы съ мн?ніемъ Мирабо, который, недовольный т?мъ, что Клермонъ-Тоннера зовутъ 'Питтомъ Франціи'…. задался вопросомъ: 'былъ-ли бы Питтъ доволенъ, если бы его назвали Клермонъ-Тоннеръ Англіи'… Барнавъ сознавался, что онъ и его друзья 'не излагаютъ своихъ идей иначе, какъ періодами'.
Вирье тоже выражался этимъ напыщеннымъ языкомъ, помесью пасторальныхъ теорій Руссо съ шумнымъ краснор?чіемъ Рима и А?инъ. Но у него это насиліе, эта напыщенность, эта сантиментальность, не затемняли собою, какъ у большинства его коллегъ, мысли, у него всегда сквозитъ идея, хотя бы слова были порою и неясны, потому что идея эта велика, такъ велика, что она преобладаетъ надъ вс?ми ошибками и послужитъ величайшею наградою для его жизни.
Вотъ, наприм?ръ, онъ сц?пился съ Сіейсомъ по поводу предисловія къ пресловутой конституціи, которая 'такъ глубока, по словамъ одного умнаго челов?ка, только потому, что она пуста и что на дн? ея н?тъ ничего'.
Сіейсъ, въ многословіи и напыщенности р?чи нисколько не уступавшій своимъ коллегамъ, распространился въ безконечныхъ тирадахъ о томъ, 'что челов?къ по природ? своей подчиненъ своимъ нуждамъ, но что, также по своей природ?, онъ обладаетъ средствами пещись о нихъ' [33].
Тотчасъ же, безъ всякой улыбки, Мунье, Рабо Сенъ-Этьенъ, Тарже воспламеняются этими заявленіями о правахъ челов?ка и отв?чаютъ Сіейсу воззваніями 'о необходимости создатъ правительство, которое имело бы ц?лью всеобщее благосостояніе'.
Все это многословіе въ конц? концевъ выводитъ Анри изъ себя. Онъ не противъ признаванія правъ челов?ка, но 'онъ требуетъ первенства для правъ Бога'. Какой-то голосъ прокричалъ: 'надо поручить конституцію покровительству природы'.
Пылкій, страстный, Вирье, который думалъ, что отстоялъ 'прерогативы божества'… вскакиваетъ на трибуну.
— Это еще что? — восклицаетъ онъ. — Что такое природа?.. Что за безсмысленное слово?
'Если вы хотите взять на себя эти обязательства отъ имени всего народа, то въ присутствіи Высшаго Существа мы, представители этого народа, обязаны признать его права неотъемлимыми…'.
Философы возмущаются. Даже вс? в?рующіе кричатъ со вс?хъ сторонъ, что… 'такъ какъ Высшее Существо везд?суще, безполезно говорить объ этомъ въ предисловіи конституціи'.
Но Вирье желаетъ подтвержденія своей в?ры въ основномъ акт? Революціи. 'Для великаго акта, который нація собирается совершить, нужна печать Божья'.
И Вирье заклинаетъ, требуетъ, уговариваетъ, и въ конц? концовъ добивается того, что это испов?даніе в?ры принимается конституціоннымъ Собраніемъ. Благодаря ему, оно заявляетъ себя христіанскимъ [34].
Вступающимъ въ битву обыкновенно сперва везетъ счастье. Анри отнын? попалъ въ ораторы правой. Его талантъ, который сегодня еще оспаривался, былъ признанъ по первому усп?ху. И челов?къ, котораго m-me де-Роганъ заклеймила именемъ переб?жчика, сд?лался защитникомъ самаго благороднаго д?ла.
Но если Анри на минуту самъ не поддался революціонерному комизму революціи, то для того, чтобы вскор? въ свою очередь вынести на себ? самыя забавныя выходки этого комизма. Собраніе, которое, помимо своей воли, подъ его вліяніемъ, увлеклось такимъ высокимъ полетомъ, на другой же день отмстило ему, назначивъ его делегатомъ для пріема даровъ патріотизма.
Ему пришлось возс?сть за маленькій столъ, покрытый ковромъ съ галунами… И вотъ онъ священнод?йствовалъ, такъ какъ это называлось 'жертвенникомъ отечества'. На жертвенникъ отечества старый маршалъ де-Малье первый принесъ жертву — свои золотыя пряжки… За нимъ посл?довалъ башмачникъ изъ Пуатье. 'Эти пряжки, — говоритъ онъ, — служили подпорою для клюшей моихъ башмаковъ, теперь они послужатъ на избіеніе тирановъ, враговъ свободы' [35].
Другой гражданинъ, еще бол?е патріотъ, объявилъ, подойдя подъ руку съ своей супругою, что 'хотя съ него требуется всего одна четвертая часть, онъ жертвуетъ свою половину'… Наконецъ Анри могъ умилиться
