де-Сентъ-Олера [43], думала, что умретъ со страха.
Сентъ-Олеръ, назвавъ себя, отправился въ пом?щеніе принца. Онъ разбудилъ воспитательницу. 'Не теряя ни минуты надо перенести дофина къ королю' — объявилъ онъ ей. Самъ взялъ ребенка на руки и понесъ его, а m-me де-Турзель отправилась предупредить королеву.
Королева сейчасъ же посл?довала за ними, съ распущенными волосами, не од?тая, въ одной маленькой кофточк? съ 'желтыми полосками'.
Какая картина! Марія-Антуанета, принцесса Елизавета, д?ти, вс? жмутся другъ къ другу около окна, въ которое смотритъ король, а маленькій дофинъ сквозь слезы говоритъ: 'мама, мн? хочется кушать'…
Въ корридорахъ, по л?стницамъ, всюду, толпа, удары, крики, трупы; подъ окнами яростные или осиплые голоса требуютъ, чтобы королева вышла на балконъ.
Съ трудомъ пробрался Анри до пом?щенія m-me де-Турзель.
Въ чепчик?, въ косынк?, взятой у служанки маркизы, m-me де-Вирье, насколько возможно, стала неузнаваема.
Зат?мъ мужъ запираетъ ее внизу въ комнат? Полины де-Турзель, а самъ б?житъ узнать, что д?лается.
— Король въ Парижъ… Король въ Парижъ!… - такой крикъ раздается повсюду. Людовикъ XVI уступилъ настояніямъ своихъ убійцъ. Онъ покинулъ Версаль и прибылъ въ Тюльери, гд? Собраніе постановило следить за нимъ. Вс? иллюзіи исчезли. Ревъ, какимъ прив?тствовали появленіе королевскихъ каретъ, около 12 часовъ, во двор? de-Marbre, выражалъ безповоротный приговоръ. Да, именно приговоренную монархію, два часа позже, тащила за собою чернь, по направленію къ Парижу.
При помощи своего костюма, m-me де-Вирье могла с?сть въ одну изъ каретъ, не будучи узнана. Дюпюи, тоже переод?тый въ костюмъ солдата національной гвардіи, сталъ у дверцы и сопровождалъ карету.
Путешествіе изъ Версаля въ Парижъ длилось бол?е семи часовъ.
'Я знала, какова ненависть окружавшей меня черни къ Анри, — писала графиня Вирье въ одной изъ немногихъ оставленныхъ ею зам?токъ. — Каждую минуту я думала, что увижу его голову на одной изъ т?хъ пикъ, съ которыми разгуливали вокругъ меня. Эта пытка превзошла по страданію все, что только доступно воображенію…'
И потому неудивительно, что по прибытіи въ улицу Varenne, силы покинули несчастную, молодую женщину. Посл? долгаго обморока, посл?довалъ выкидышъ, который чуть не стоилъ ей жизни. Ей не дано было счастья умереть, Она еще не выплатила мужу своего громаднаго долга преданности и любви.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Изреченіе Ламартина. — Анри и его друзья на сл?дующій день посл? 6 октября. — Всеобщее б?гство. — Письма Анри къ Мунье. — Клубъ безпристрастныхъ. — Анри и Лафайеттъ. — Роды Тарже. — Зас?даніе 13 апр?ля. — Назначеніе Анри предс?дателемъ Собранія, — Его паденіе съ кресла. — Пораженіе ум?ренныхъ. — Сл?дствіе Шатлэ. — Мирабо и Вирье.
'Для того, чтобы принять на себя отв?тственность за революцію, надо быть или сумасшедшимъ, или злод?емъ, или Богомъ'… Говорятъ, это изреченіе принадлежитъ Ламартину, который могъ бы прибавить еще: или поэтомъ.
Въ Анри жилъ поэтъ. Онъ поэтически отдался революціи, прислушиваясь къ таинственнымъ созвучіямъ жалобъ и надеждъ.
Благороднымъ и прекраснымъ казалось ему равенство, потому что оно отдавало справедливость вс?мъ и каждому. Онъ вид?лъ свободу мысли и слова, вид?лъ господство идеи христіанства — въ братств?. Но никто столько не страдаетъ отъ зла в?чнаго противор?чія между идеаломъ и д?йствительностью, какъ поэтъ. Ч?мъ выше онъ возносится, т?мъ бол?е жизнь старается принизить его.
Самыя дорогія теоріи Вирье, его самыя дорогія надежды, были разбиты въ роковые дни 5 и 6 октября. Для него была ц?лая в?чность между радостными криками, какими прив?тствовали депутатовъ при ихъ вступленіи въ Парижъ, посл? Бастиліи, и т?ми постыдными р?чами, какими сотіровождалось возвращеніе короля. Для Вирье, отнын?, разочарованіе превратилось въ рану его сердца, въ морщину его чела. Оно уб?дило его, что онъ долженъ искупить, что онъ долженъ воздать должное, хотя бы съ опасностью для личной жизни, той правд?, которая ему явилась.
Въ то время, какъ разочарованіе разомъ угнетающе под?йствовало на многіе характеры, Вирье выросталъ подъ изм?ною своихъ надеждъ. И въ Собраніи конституціонной группы, которую Мунье созвалъ на другой день посл? 6 октября, онъ явился готовымъ на все.
Въ этомъ Собраніи, Бергассъ, Лалли, Клермонъ-Тоннеръ и ихъ друзья допрашивали другъ друга, должны ли они продолжать 'одобрять своимъ присутствіемъ т? преступленія, которыя совершались на глазахъ у нихъ'…
Очевидно, эти люди были полны сожал?нія и угрызеній сов?сти отъ неизб?жнаго сознанія, что они виновники непоправимыхъ катастрофъ. Ихъ сегодняшнее отчаяніе можно было сравнить только съ ихъ вчерашиею самонад?янностью. Большинство стояло за отставки массой… 'Это являлось средствомъ возбудить провинцію противъ Парижа'. Эти люди воображали, что количествомъ можно будетъ отстоять поб?жденныхъ!
Одинъ или почти одинъ, Анри р?шился назвать настоящимъ именемъ 'дезертирства' это б?гство съ поля битвы.
Было ли то предчувствіе 21 января, когда, говоря о Карл? I, онъ сказалъ, что 'б?жавъ изъ парламента, преданные люди несчастнаго короля отправили его на эшафотъ'… Сильно заключилъ свою р?чь Анри… 'Если бы даже намъ предстояло быть унесенными моремъ, наша обязанность остаться зд?сь. Что касается меня лично, то воспоминаніе о покинутыхъ палатахъ Англіи и о происшедшихъ отъ этого печальныхъ посл?дствій подскажетъ мн?, какъ мн? д?йствовать…'
Но эти слова остались безъ отклика.
Вирье увид?лъ съ грустью, что требованія о выдачи паспортовъ увеличивались. Мунье и Лалли у?зжали первыми… 'Они считали бы, — говоритъ Малуе высокопарнымъ языкомъ того времени, — себя оскверненными, если бы остались на театр? такихъ жестокостей…'
Продолжая метафору, можно сказать, что статисты уходили потому, что наступала драма. Къ этой драм? не подходила сельская декорація Версаля. Для того, чтобы достичь пароксизма ея ужаса, ей нуженъ былъ Парижъ, его улицы, его толпы, его окровавленныя площади.
Въ Тюльери, въ зал? манежа собирались депутаты. На этомъ клочк? земли, теперь забытомъ, учредительное Собраніе убило монархію, не оставивъ для Конвента ничего, кром? убійства короля.
Съ перваго же дня, эти люди, съ отъ?здомъ бол?е двухсотъ монархистовъ, предоставленные самимъ себ?, принялись такъ рьяно за свою мрачную д?ятельность, что отъ Анри отлет?ло всякое дов?ріе, даже сл?дуетъ сказать, всякое снисхожденіе.
'Будьте ув?рены, — пишетъ онъ Мунье, — что я вхожу въ положеніе вашей души… Оно должно быть мучительно. Вы должны быть глубоко угнетены т?;мъ, что покинули Собраніе… Ч?мъ больше было участіе въ д?лахъ прошлаго, которыми настоящее злоупотребляетъ, т?мъ мен?е им?ешь права бросать т?хъ, которые были сбиты съ толку'.
'Отчего, говорите вы, не можете вернуться безъ Лалли? Разв? не возвращаются на поле битвы оттого, что рядомъ былъ убитъ товарищъ по оружію?'
Мунье сознавалъ, по отношенію къ себ?, всю справедливость этихъ благородныхъ словъ. На что послужило ему б?гство? Едва онъ прибылъ въ Гренобль, онъ былъ заочно приговоренъ съ пов?шенію.
Въ провинціи, какъ и въ Париж?, Франція стала добычей своего рода самопроизвольнаго зарожденія преступности. Она приближалась къ цареубійству, пройдя черезъ все самое гнусное. Подъ кистью Давида,
