на размышление.
- Совсем озверел. - Альдо на всякий случай отодвинул кресло. - Кто его привез?
- Угадай, - попробовал улыбнуться Эпинэ. - Альдо, ты веришь в древние силы?
- Разумеется. - Если спросить Клемента, верит ли он в сухарики, у крыса будет такой же вид.
- Тогда расстанься с первородством, - Эпинэ прижал не унимавшегося приятеля рукой, - и с Гальтарой заодно.
- Это тебе крыс сказал?
- Если Первородный нарушит клятву, - Енниоля не спрячешь, да он и сам не хочет, - на шестнадцатый день с ним случится беда.
- Чушь, - передернул плечами сюзерен, - мы Вукрэ в Закат отправили еще осенью, и ничто нам на голову не свалилось.
- С Вукрэ ты ничего не нарушил. Ты не клялся не проливать кровь гоганов, ты клялся отдать первородство в день коронации.
- Это хорошо, что ты боишься, - Альдо удовлетворенно кивнул, - значит, поверил наконец. А я уж думал, тебя ничем не проймешь.
- Я сам думал, - достославный хотел встречи, он ее получит прямо сейчас, - но как услышал про шестнадцать дней, неуютно стало. Вукрэ свою клятву не сдержал, и чем кончил?
- Боишься, что я поскользнусь? - Сюзерен подлил себе вина и подмигнул: - Не бойся! Мир принадлежит Раканам, а не гоганам. Вот отдай я рыжим силу и право, с меня бы точно спросилось.
- Эрнани Святой жил долго и счастливо.
- А вот этого мы не знаем. - Альдо взял пример с Клемента и окрысился. - Эрнани мог поплатиться за свое отступничество, только церковники это скрыли.
Поплатился или еще поплатится? Кто их знает, эти высшие силы. Кто-то мстит сразу, а кто-то ждет… У богов много времени. И у Осенних Охотников, и у жуткой девчонки на пегой лошади.
- Альдо, - тихо спросил Эпинэ, - ты не дума ешь, что расплата Эрнани - это мы?
4
Любимый приближался, он не должен был приезжать, но приехал, и Мэллит знала почему. Ее из златоцветного сна вырвала связавшая их сила, и она же вела Первородного к украшенным конями вратам. Белый от солнца и инея двор был пуст, но сердце билось, а шрам онемел, словно к нему приложили осколок льда. Такого еще не случалось, но все когда-то бывает впервые.
Гоганни вспрыгнула на низкий подоконник и вцепилась в раму. Она не помнила, сколько простояла, глядя в запертые ворота, и те наконец открылись. Любимый был не один, но это был он, прекрасный и сильный, в белых одеяниях и на белоснежном коне.
Первородного окружали воины в лиловом, и лишь один был в белом. Подпоясанный четырехцветным поясом, он вздымал знамя с исполненным мощи Зверем, тем, что собирает долги и разрушает мосты. Достославный из достославных думал о долге, ничтожная Мэллит - о любви и о мече, зависшем над головой Первородного.
Всадники пересекли двор и скрылись из глаз, но Мэллит чувствовала любимого сквозь скрывшие его стены. Вот он сходит с коня, вот поднимается на крыльцо, и перед ним распахиваются двери. Девушка прижала лицо к стеклу, не почувствовав холода, хотелось выбежать из комнаты, оттолкнуть воинов и хозяина и броситься к ногам Первородного. Ничтожная не может больше ждать, не может сдерживать бьющуюся в груди птицу, она должна увидеть глаза любимого, голубые, как утренняя звезда.
Мэллит закусила губу и бросилась вон из спальни. Пусть достославный из достославных придет в гнев, ставшая Залогом принадлежит не ему, а своей любви. Она сама защитит Первородного, сама расскажет ему о стражах клятвы, и он поверит, разве можно не верить любви!
- Господин Эжен! - Какой-то воин, высокий и сильный, заступает дорогу. - Стойте!… Монсеньор не велел никому…
- Монсеньор приказал войти, когда он будет говорить с Первородным.
- С кем? - Да смилостивится над отступницей Луна, она забыла, где находится.
- Герцог Эпинэ хочет, чтоб я рассказал Его Величеству то, что видел. Это очень важно. Меня никому не показывали, чтоб не узнали… Чтоб не узнали злодеи… Они не хотели пускать меня к королю.
- Оно так, злодеюк тут хоть ложками греби. - Поверил, но разве она солгала в главном? - Ладно, беги.
Пустая комната, и еще одна; алый ковер, как закатная тропа, как струя крови в горном ручье… На закрытой двери скрещены мечи и молнии. Да исполнится воля Огнеглазого Флоха и да не оставит он милостью своей полюбившую!
- Я видела в окно… Я пришла…
- Ну и умница. - Любимое лицо совсем рядом, как же он светел и отважен, как же он ее любит. - Так вот кто моего маршала запугал… А ты тоже хорош, мог бы сразу обрадовать!
- Думал, сам догадаешься. - Голос блистательного дрожит, он недоволен. Достославный из достославных тоже будет недоволен.
- Как ты добралась?
Ей подсказали любовь и боль, но это поймут лишь опаленные лунным счастьем.
- Ты пришла одна?
- Одна! - Любимый не должен слушать достославного, она сама все расскажет, вместе они придумают, как быть. - Я пришла одна… Я оделась Эженом, взяла Клемента. Я ехала с купцами…
- Тебе повезло.
- Да, - хрипло бросил названный Робером, - они нарвались на отряд из Лэ. Купцы завернули, но Мэллит теньент взял.
- Мэллицу, Робер. Малыш, забудь об Эжене, ты же у нас алатская дама. Переночуешь во дворце, а утром берем дайту и к Матильде.
- Завтра? - нахмурился блистательный. - Мэлли… ца устала и нездорова, ей лучше отдохнуть.
- Я готова идти четыре дня и не спать четыре ночи. - Завтра она увидит царственную и доброго Ласло, но сейчас она уйдет с любимым.
- Слышишь? - засмеялся Первородный. - Она сильней тебя, а в Тарнику я так и так собирался. Матильда ты же знаешь какая, ее на хромой кошке объезжать нужно, а тут такой повод! Робер, ты бы завтра тоже родственницу осчастливил. Помнишь, о чем говорить?
- Помню, - по лицу блистательного пробежала тень, - я все помню…
Глава 8. РАКАНА (Б. ОЛЛАРИЯ) БАРТ-УПЗЕР (СЕВЕРНЫЙ НАПОР)
1
- Ты пришел говорить о суде? - негромко спросила Катари. Они брели по нижнему саду - кузина решила прогуляться, а может быть, не хотела говорить там, где их могли слышать.
- Это повод. - Зачем врать больше, чем нужно. - Альдо просил с тобой поговорить, и до меня дошло, какой я мерзавец. Я совсем о тебе позабыл.
- Ты просто не привык, что у тебя есть хоть какая-то сестра. - Катари остановилась, глядя на серый, испятнанный черным ствол. - Белка… Раньше я любила кормить белок, и здесь, и в Гайярэ… Ты помнишь Гайярэ?
- Плохо, - признался Иноходец, - я редко к вам ездил. Мишель ваши рощи любил, я - нет.
- Любил, - повторила бывшая королева. - Мишель любил… Как он погиб?
- Я не видел. - Легкий зимний ветерок стал горячим и липким, запахло порохом и болотной гнилью. - Мы были с отцом, я и Мишель, потом Кавендиш удрал, и отец послал меня к Сержу, я там и остался. Мы держались, сколько могли, к полудню Серж велел отходить, но его убило. Отряд повел я, мы обходили трясину, одна кобыла, серая, с белой звездочкой на лбу, обезумела, бросилась в топь вместе с всадником… Это последнее, что я помню. Я пришел в себя на какой-то телеге, без сапог… Про отца и братьев я узнал в Агарисе… Нет, об их смерти говорили еще в дороге, но я надеялся, ведь среди мертвых называли и меня.
Матильда, то есть принцесса Ракан, сказала, что я остался один.
- Я тоже надеялась. - Катари слабо улыбнулась и пошла в глубь серо-черной аллеи. - Я надеялась…
