Говорили, кого-то из Эпинэ так и не нашли.
- Это был я, - зачем-то сказал Робер, - так получилось…
Бывшая королева снова остановилась.
- Почему мы должны платить за своих родите лей? - Она в первый раз говорила громко, почти кричала. - Мы - заложники их ненависти, Робер. И не только мы, но и наши любимые, и наши дети. За нас решают, кого нам любить, кого ненавидеть, кому принадлежать… Нас не спрашивают, мы - вещи, только с именами и с душой. Мы не живем, нас продают, покупают, меняют, переставляют, пока мы не вырастаем в хозяев таких же вещей, уже наших… Прости, ты хотел говорить о суде.
- Я НЕ хочу говорить о суде. - Так вот почему Мишель так часто ездил в Гайярэ. - И уж тем более не хочу тебя принуждать. Как бы ни был Алва перед тобой виноват, это ваше дело. Или, если позволишь, еще и мое, но корона здесь ни при чем.
- Рокэ Алва передо мной не виноват. - Катарина закусила губу. - Это я виновата перед ним и перед Фердинандом. Я была дурочкой, из которой выросла трусливая дрянь.
Сперва мной крутила мать, потом братья и кан-силльер, а я ненавидела не тех, кого надо. Не себя, не эра Августа, не Ги, а мужа, Ворона, Сильвестра. За свои грехи ненавидела, потому что сказано: «Не по словам, но по делам суди человека». Рокэ зол на словах, но не в делах… Его убьют?
- Нет, - хотел бы он сам в это верить, - герцог Алва слишком ценный заложник, просто ходят слухи, что Ворон на свободе. Альдо решил его показать, чтоб не болтали, только и всего.
- Ты можешь поклясться? - Губы Катари дрожали.
- Разумеется. - Одной клятвой больше, одной меньше…
- Слава Создателю… Робер, ответь ты иначе, я бы пришла в суд и сказала правду. Не ту, что хочет услышать твой король.
Его король… Нет у него короля, зато есть долги перед югом, Олларией, его солдатами, перед кузиной, наконец.
- Ты не устала?
- Нет, - покачала головой Катари, но на предложенную руку оперлась. - Пройдемся до беседки. Это мое любимое место…
- Конечно, пройдемся. - Мэллит с Альдо, так почему же ему не больно? Проклятая пустота высосала даже любовь, а может, это случилось раньше, но ему было некогда оглянуться. Говорят, несбывшаяся любовь оборачивается ненавистью, а ему просто жаль.
- Как он? - спросила кузина. - Вы ведь виделись… Он здоров?
- Да, - выдал желаемое за действительное Эпи-нэ, - то есть должен быть здоров. Левий его навещает, он может, а я был в Багерлее только раз… Тогда… тогда все было в порядке.
- Спасибо, - непонятно за что поблагодарила Катари. - Я боялась… Алва никому не уступит, а твоему королю тем более.
- Он и не уступил. - Вспоминать об Альдо не хотелось мучительно, и Робер торопливо улыбнулся: - Я говорил, что Моро у меня? Представь себе, мы неплохо ладим…
- С этим зверем?! - Пальчики кузины судорожно сжались. - Умоляю тебя, будь осторожен… Моро - убийца!
- Мне он не страшен, - заверил Робер. - Рокэ сам дал мне в руки уздечку, Моро это помнит… Ты и представить не может, какой это умница. Пока я болел, он себе в конюхи моего капитана выбрал. Остальные в денник даже войти не могли.
- И все-таки он опасен, - неуверенно произнесла Катарина.
- Для других, без сомнения, - засмеялся Эпи-нэ, - но другие в здравом уме к нему не сунутся. Ну, успокоилась?
- Да. - Тонкий профиль Катари казался хрустальным или ледяным. - Ты получаешь письма от Айрис? Что она пишет?
- Ничего. - Ступенька была совсем низкой, но кузина все-таки споткнулась. - Осторожней!
Женщина не ответила, ее лицо было бледным и отрешенным. У беседки дорожка сворачивала, обвивая колючие кусты, в которых пряталась крылатая кошка. Не Лауренсия, но как же похожа!
- Катари, ты знаешь, что это за статуя?
Бывшая королева повернула голову, возвращаясь из иных миров. В светлых глазах плеснулось удивление и узнавание.
- Мне страшно на тебя смотреть… Ты так похож на Мишеля, только эта прядь… Откуда она?
- Память, - пошутил Эпинэ, - о том, как меня не убили. Вернее, о том, как убили не меня. Маленьким девочкам лучше не знать.
- Я тебе соврала, - внезапно вскинула голову Катари, - мерзко соврала… Я не стала бы защищать Рокэ, я бы струсила.
- Не кори себя, - Робер обнял сестру за плечи, - не надо. Ты - женщина, а не драгун.
- Ты даже не представляешь, как ты прав. - Глаза Катарины стали отчаянными. - Беда именно в том, что я женщина. Я не принадлежу себе… У меня будет ребенок, кузен, он родится в конце весны.
- Как? - не понял Эпинэ. - У тебя? Сейчас?
- Дети не спрашивают когда. - Катари извернулась, высвобождаясь из объятий, лицо ее пылало. - Робер, я никому его не отдам, слышишь, никому! Он будет моим, единственный уцелевший, последний! Старших я не увижу, я это чувствую…
- Зачем ты так…
- Помолчи, иначе я опять струшу. Так просто сидеть в темноте и бояться, и так страшно выйти на свет… У меня отбирали детей при рождении, сразу, навсегда! Я их видела только на церемониях, в чужих руках. Я рожала три раза, три, но мне не оставили никого! Это ты понимаешь? Они живы и здоровы, они в Торке, но они меня не знают, а я их…
Другая бы спрятала лицо в платок или в ладони, Катари просто шла вперед, отпустив слезы на свободу. Женщина-кошка смотрела на брата и сестру белыми, без зрачков, глазами, неряшливо топорщились голые ветки, между ними темнел одинокий сгусток. Гнездо…
- Ты давно знаешь? - наконец спросил Робер.
- Теперь мне кажется, я почувствовала сразу… Хлопнула дверь, я осталась одна и вдруг поняла, что это не так, что нас уже двое… Мужчина этого не поймет.
- Еще бы. - За кем закрылась эта дверь? Вряд ли за Фердинандом. Значит, Рокэ… И неважно, что во дворце хозяйничали Рокслеи. Если Штанцлер вышел из часовни, Алва мог войти.
- Я не должен спрашивать, но твой ребенок… он ведь не Оллар?
Катарина стиснула руки, он навсегда запомнит ее перчатки, черные, без шитья и оторочки. Женщина вздернула подбородок:
- Мои старшие дети - Оллары, и пусть я умру без исповеди, если лгу! Пусть Карл получит трон, а Октавия и Анжелика - любовь, но младший только мой!
- Прости, - зачем он полез с расспросами, ей и так больно, - я не хотел тебя обижать.
- Это ты прости. - Она попыталась улыбнуться, жалкая попытка! - Я тебе верю, очень верю… Я не верю в то, что твой Ракан пришел надолго, и я не знаю, кто его сменит. Если б я была, нет, не служанкой, о таком счастье я не мечтаю, хотя бы графиней, я могла бы быть откровенной, но я королева. Для одних - бывшая, для других - нет, а мой ребенок - заложник.
Чтобы его спасти, я солгу и перед людьми, и перед Создателем, но солгать можно только раз, второй раз не поверят. Ты меня не предашь, я знаю, но ты плохой обманщик. Прости, но я буду молчать, пока меня не загонят в угол. Тогда я отвечу. Назову то имя, которое защитит меня и сына, а это будет сын! Я это чувствую…
- Хорошо. - Он и впрямь плохой лжец, хотя сюзерен ему почему-то верит. - Я могу тебе помочь?
- Как? - Так глухо и безнадежно говорят об умерших и о старости. - Альдо Ракан не отпустит Катарину Оллар, тем более в тягости. Не знаю, сколько еще я смогу скрывать свое положение. Если б со мной была госпожа Арамона, но я совсем одна… Хуже, чем одна, я среди чужих.
- Ты права, - Робер снова обнял кузину, на этот раз она не отстранилась, наоборот, приникла к нему, - и
