принялся водить ладонями над предплечьем раненого. Ему уже было плевать, получится что-нибудь или нет. Но позорно сдаваться на глазах у сталкеров страшно не хотелось. Надо попробовать хотя бы еще раз.
Некоторое время ничего не происходило. Затем лейтенант внезапно почувствовал оттенки уже знакомого ощущения. На сей раз он не стал концентрироваться на нем, чтобы снова не допустить той же ошибки, что и раньше, – и неожиданно от плеч, в которые Растаман вживил «плавленые» импланты, к ладоням несмело пробежало покалывающее тепло, затем еще и еще раз. Растопыренные пальцы врача мелко задрожали, однако он мгновенно придушил мучительное желание отвлечься на это новое странное чувство и продолжал пребывать в состоянии прострации, краем сознания понимая, что с ним происходит нечто необычное.
Когда по прошествии полуминуты он все-таки невольно сфокусировал взгляд на ране энергика, то с несказанным изумлением обнаружил, что она затягивается прямо на глазах.
– Получается! – страшным шепотом поведал Бандикут, выглядывая из-за Володиной спины.
На сей раз Рождественский не отреагировал на него, зачарованно наблюдая, как ткани руки и кожные покровы Бордера стремительно прорастают сами собой, как их края соприкасаются, схватываются...
Спустя минуту на месте раны остался только уродливый рубец.
Володя устало опустил руку и потряс ею. Чувство было такое, словно он ее отлежал, под кожей бегали колкие мурашки, дыхание слегка перехватывало, будто он только что пробежал стометровку. Врач никак не мог заставить себя поверить в произошедшее.
– Сделал, – уважительно сказал Бандикут за его спиной. – Нормальный такой бионик, чё. Я и похуже видал, а уж с понтами такими, что просто класть некуда.
– Спасибо, – просто произнес Бордер, надевая плащ.
И они двинулись дальше.
В канализационной трубе было темно и тихо. Бордер и лейтенант молчали, а Бандикут по-прежнему возглавлял шествие, непрестанно бормоча:
– Нет, вы прикиньте – Самоцвет-то не пропал, оказывается, а вот он где! И если они в самом деле серьезно такими делами занялись, это что же они могут устроить, а?! А Растаман, Растаман! Сразу сообразил, что к чему, черт жирный!
– Не тарахти, – попросил наконец лысый. Свое чудесное исцеление он воспринял как должное, в отличие от полурослика и от Володи, который шел, глубоко задумавшись. – Полагаешь, у них тут один такой патруль был?
– Не десять же! Тут не так много магистралей. Тем более что мы уже почти пришли, сейчас будет коллектор, а из коллектора – дверь.
– А где основной вход-то? – поинтересовался Володя, очнувшись от размышлений. – Должен ведь быть основной вход.
– Основной вход, доктор-врач, был в Академгородке. Улица Ученых, дом девять, квартира девятнадцать. Там весь дом в этом центре трудился, оттуда и на работу ходили. Электрокар ездил специальный... Наверху ничего не видно, людишки грибы собирают, шашлыки жарят... Хотя стоп, в Ботсаде шашлыки жарить запрещали. Так-то вот, доктор-врач. Засыпало его, а то прямо оттуда бы пошли. А еще были несколько входов, те я и сам не знаю.
– Интересно, кто же здесь живет и работает? Биомехи?
– Вопрос в том, кого считать биомехом, – сказал Бордер. – Где кончается человек и начинается биомех? И где начинается тот биомех, который становится врагом человеку?
– Да ты, блин, философ, лысый. – Бандикут указал на лесенку, поднимающуюся вверх: – Вон коллектор. Сейчас залезем и узнаем, кто тут живет и работает. Точно не обрадуетесь.
В тур на теплоходе «Виктор Толоконский», отправлявшийся из Камня-на-Оби, Марину Сухомлину соблазнила поехать подруга.
– Маринка, это же так интересно! – тараторила Оксана, когда они ехали в Маринином кабриолете «ГАЗ-чемпион» по сияющему огнями вечернему Екатеринбургу. – Ребята с курса ездили, рассказывали. Представляешь, он прямо к самому Барьеру подходит! Говорят, можно даже этих... биотехников увидеть на берегу в бинокль!
– Биомехов? – уточнила Марина.
– Вот-вот, биомехаников! Страшно так! Сплошной адреналин!
– Это же, наверное, незаконно?
– Ну, не совсем законно, конечно... Хотя это обычный теплоход, очень комфортабельный. Выходит из Камня-на-Оби, на нем дискотека, бар хороший, люди приличные. А что он к Барьеру подплывает, так это совсем чуть-чуть незаконно, самую чуточку! Причем там у капитана вроде бы с военными все договорено, так что все смотрят сквозь пальцы.
– Я даже не знаю... – задумалась Марина. На самом деле она, конечно, интересовалась происходящим в так называемом Пятизонье. Многочисленные статьи, книги, художественные фильмы только разжигали интерес, а попасть в Зону каким-то законным образом попросту не представлялось возможным. Так почему бы студентке факультета журналистики не прибегнуть к способу не совсем законному?
– А сколько стоит?..
Оксана назвала сумму, оказавшуюся совсем не страшной. Главное – не говорить отцу, решила Марина. Это стоило ей длительного разговора с телохранителем Тимуром, которого удалось убедить, что ничего опасного в поездке нет, тем более что он всегда будет находиться рядом. Тимур, правда, настоял, что все остальные правила, предписанные его нанимателем, председателем Совета Федерации Сухомлиным, будут соблюдаться неукоснительно. Так и было: три бокала вина в сутки, отшивание всех более или менее интересных парней, отбой в полночь... Скукота.
Зато потом все изменилось. Но такого веселья Марина не пожелала бы никому.
А сейчас она опустилась на мягкий диван, послушно принявший ее в свои мягкие обьятия. Незнакомец внимательно смотрел на нее, потом добродушно улыбнулся.
– Кто вы? – спросила Марина. – Откуда вы знаете, как меня зовут? Где я? Что со мной будет? Где Тимур?!
– Как много вопросов одновременно, – покачал головой человек с ожогом. – Хорошо, я постараюсь вам ответить. Меня зовут... э-э... скажем, Леонид Захарович. Да почему «скажем» – меня именно так и зовут. Ваши имя и отчество я знаю, во-первых, из документов, которые мы при вас обнаружили – я о студенческой карточке в кармане джинсов. А во-вторых, ваш отец все-таки не последний человек, чтобы окружающие не имели сведений о его родных и близких.
– Я так и думала. Все это из-за отца... Что вы хотите? Где я?..
– Снова вопросы, вопросы, вопросы, – улыбнулся Леонид Захарович. – Вы в безопасном месте, Марина Сергеевна. В Академзоне очень мало безопасных мест, и сейчас вы находитесь как раз в одном из них. Это научный центр. К сожалению, ничего более подробного сказать я не имею права, так как учреждение это секретное. Возможно, позже вы все узнаете. Ничего ужасного с вами не произойдет, поверьте. А вот насчет Тимура – увы, он погиб при аварии теплохода.
– Значит, это все-таки была авария?
– Давайте называть это так – для краткости. Хотя, по сути, это было нападение. Я всегда предполагал, что рейсы на теплоходе к Барьеру закончатся плохо. Полагаю, теперь-то эту лавочку прикроют – у нас ведь мужик не перекрестится, пока гром не грянет...
Марина молчала. При всей внешней приветливости незнакомца она чувствовала исходящую от него опасность. Он явно многое недоговаривал. Научный центр? А что за убогие зомби здесь бродят? И почему из научного центра до сих пор ничего не сообщили ее отцу? Папа нашел бы способ забрать ее отсюда!
– Немного шампанского? – поинтересовался Леонид Захарович, с хлопком откупоривая бутылку «Абрау-Дюрсо».
Марина кивнула, продолжая лихорадочно думать, как вести себя дальше. Притворяться дурочкой? Или еще немного повыступать?
– Я не понимаю, – решительно сказала она, хлопнув ладошкой по гладкой коже дивана.
– Чего именно не понимаете, Марина Сергеевна? – осведомился Леонид Захарович, наливая в бокалы шампанское.
