дискриминации.
B. К.: Да.
C. П.: Итак. В том, что говорите вы - это констатирую я, абсолютно безответственно, это мое мнение и не более того, - в том, что говорит Борис Миронов - это экспертиза, которую я держу в руках, содержится таковое подстрекательство. Мне кажется, что я, люди, которые живут со мною в одном городе и в одной стране, имеют право на защиту от вас.
B. К.: От нас?
C. П.: От вас. От вас, потому что вы подстрекаете вот к этому, на что Декларация Прав Человека закрепляет мое право быть защищенным.
B. К.: Так вы-то защищены с Чубайсом, а я нет. Не защищены мои родственники.
C. П.: Какие-то люди, неизвестные нам с вами, стреляли в одного из нас...
В.К.: Они известные люди - это люди, сидящие у власти, они уничтожают по миллиону. Вы говорите об одном Чубайсе, а я говорю о миллионах людей, которые уничтожаются.
С.П.: В этой машине мог оказаться я. Кто только не мог оказаться в этой машине!
B. К.: В этом городе, в этих сотнях деревень, уничтоженных вами, находятся десятки тысяч людей. Вам дорог Чубайс, а мне дороги миллионы русских людей - татар, башкир, якутов...
C. П.: Мне дорог всякий человек, который мог оказаться в машине, которую люди, которых вы одобряете, посчитали достойным объектом для террористического акта. Вот кто мне дорог. Я хочу задать вам другой вопрос. Люди, которые будут разрабатывать партизанские операции, вам неизвестны. А люди, которые будут решать, кто враг, а кто не враг, в кого можно стрелять, потому что он враг, злодей, оккупант и все остальное, а кто не злодей и не оккупант - такие люди вам известны? Кто это, кто будет решать? Может быть, вы? Не берете ли вы на себя это право? Не оставляете ли вы это право за Борисом Мироновым? Почему вы считаете, что именно вам дана возможность определить того пассажира в той машине, которую можно подорвать в рамках этой партизанской войны, которую вы так ждете и которая вам так нравится?
B. К.: Начнем с того, что ни мне, ни Борису Сергеевичу Миронову не принадлежит право решать сейчас. Право идти, вставать на борьбу или не вставать - люди решали в 1612-м году вместе с Мининым и Пожарским, люди вставали на борьбу во времена оккупации французами...
C. П.: Если вам не принадлежит это право, зачем же вы написали...
B. К.: Поэтому право вставать на защиту веры и отечества принадлежит каждому человеку - каждый человек принимает сам решение, вставать ему или не вставать. И когда ему вставать.
C. П.: Зачем же вы написали - «замысел партизанской операции по ликвидации Чубайса не может рассматриваться как преступный»? Вы это написали. Вы решили это. Вы определили в Чубайсе того человека... Вы - потому что вы написали этот текст или, во всяком случае, он от вашего имени - не так ли?
B. К.: Это мой текст.
C. П.: «Замысел партизанской операции по ликвидации Чубайса не может рассматриваться как преступный!»
B. К.: Не может.
C. П.: То есть вы решили это уже. А замысел партизанской операции по ликвидации меня может рассматриваться как преступный?
B. К.: А вы здесь при чем? Вы что, Чубайс, что ли?
C. П.: А, то есть вы решили, что нет. Замысел партизанской операции по ликвидации звукорежиссера Марины Лиляковой, которая вон там сидит, может рассматриваться как преступный?
B. К.: Не нагоняйте ужастиков. Ни вы не являетесь Чубайсом, ни эта женщина.
C. П.: Вы ее жизнью уже распорядились? Она может жить или вам в нее можно стрелять?
B. К.: Вы говорите какие-то чудовищные вещи. Какое отношение...
C. П.: С Чубайсом у вас все ясно...
B. К.: А что, эта женщина - Чубайс? Ваша фамилия Чубайс, уважаемая? Нет?
C. П.: А вы реагируете только на фамилию? На буквосочетание?
B. К.: Нет.
C. П.: Хорошо. А если вам попадется другой человек с фамилией Чубайс? Вот у меня Интернет, - я сейчас залезу и найду еще людей по фамилии Чубайс. В них во всех можно стрелять?
B. К.: Нет. Вы лукавите. Дело не в этом. Чубайс - это одиозная, совершенно знаковая фигура, и в слове Чубайс для миллионов людей...
C. П.: Марина, извини, пожалуйста, я просто посмотрел в твою сторону.
В.К.: Меня тоже извините. Для миллионов людей в России Чубайс - одиозная фигура, за которой стоит то, что произошло с нашей страной за последние 15 лет. И поэтому не нужно сравнивать Чубайса с мирным человеком, сидящим за пультом здесь, или даже с вами, уважаемый.
С.П.: Вы это уже решили? Вы разделили своих соотечественников на Чубайсов, Лиляковых и Пархоменко. И для каждого из них...
B. К.: Кто это сказал?
C. П.: Вы! Вы только что сообщили мне, что с Чубайсом так, а со мной по- другому.
B. К.: Конечно.
C. П.: Почему? Почему вы решили это? Кто вам дал это право?
B. К.: Потому что это моя страна.
C. П.: А давайте спросим это у наших слушателей.
B. К.: Давайте.
C. П.: 363 36 59 - это телефон прямого эфира, с помощью которого вы можете связаться с нами и ответить на вопрос - доверяете ли вы Владимиру Васильевичу Квачкову решить, можно ли в вас стрелять?
B. К.: Вопрос некорректный.
C. П.: В кого можно стрелять, а в кого нельзя, кто враг, не враг. Кто может являться объектом партизанской войны, кто будет самим партизаном.
B. К.: Не я это решаю - это решает каждый человек сам.
C. П.: 363 36 59 - прошу вас. Да, я слушаю. СЛУШАТЕЛЬ: Товарищ полковник...
B. К.: Да.
C. П.: Простите, представьтесь, как вас зовут и откуда вы для начала.
СЛУШАТЕЛЬ: Владимир Валентинович из города Кинешма, рядовой. Я восхищаюсь вами, товарищ полковник.
B. К.: Спасибо, ребята.
C. П.: Таким образом, вы, рядовой из города Кинешма, доверяете Владимиру Васильевичу Квачкову решить, можно ли в вас стрелять?
B. К.: Спасибо, Кинешма - прекрасный город. Я там тоже бывал.
C. П.: Пойдем дальше. 363 36 59 - это телефон прямого эфира, с помощью которого вы можете оказаться участником нашей передачи. Это проще простого. Вот так например. Да, я слушаю вас.
СЛУШАТЕЛЬ: Алло, добрый вечер.
С.П.: Сорвалась линия. Извините, пожалуйста, вам придется позвонить еще раз. Попробуем другую линию. Алло.