— У меня есть преимущество, — говорит Селия. — То, что мой отец называл природным талантом. Я нахожу, что мне всё труднее не влиять на свою окружение. Когда я была ребенком, то постоянно ломала какие-то вещи.
— А каково Ваше влияние на живые существа? — спрашивает Марко.
— Это зависит от существа, — отвечает Селия. — С неживыми предметами проще. У меня ушли годы, чтобы подчинить себе, что-нибудь неодушевленное. И у меня получается гораздо лучше работать со своими птицами, чем с каким-нибудь старым голубем, подобранным на улице.
— А что бы Вы могли сделать со мной?
— Я могла бы изменить Ваши волосы, возможно, голос, — отвечает Селия. — Но не без полного Вашего согласия и понимания, а настоящее искреннее согласие труднее дать, чем Вы думаете. Я не могу заживлять раны. У меня редко получается больше, чем временное, поверхностное воздействие. Это проще всего с людьми, с которыми я очень хорошо знакома, хотя это всегда не особенно-то легко.
— А что на счет себя самой?
В ответ, Селия идет к стене и снимает тонкий османский кинжал с нефритовой рукоятью, где он висел со своим напарником. Держа его в правой руке, она кладет левую руку ладонью вниз на бильярдный стол, поверх разбросанных карт. Не раздумывая, она погружает нож в тыльную сторону руки, проникая сквозь кожу и плоть и карты, упираясь в сукно.
Марко вздрагивает, но ничего не говорит.
Селия поднимает кинжал вверх, на лезвии которого были всё еще наколоты две пики, кровь начинает капать вниз с ее запястья. Она протягивает руку и медленно поворачивает ее, представляя итог ловкости рук, так что Марко может видеть, что нет никакой иллюзии.
Другой рукой она убирает кинжал, окровавленные игральные карты слетают вниз. Затем капли кровли начинают катиться назад, просачиваясь обратно в рану на ладони, которая начинает сужаться и исчезать, пока на коже не остается тонкая красная линия, а потом и та исчезает.
Она показывает ту самую карту с кинжала и кровь на ней исчезает. Прорезь, оставленную лезвием и той уже не видно. Теперь эта карта двойка червей.
Марко поднимает карту и пробегает пальцами по её вновь целой поверхности. Затем он делает едва уловимый жест рукой и карта исчезает. А потом он извлекает её в целости и сохранности из кармана.
— Я рад, что нам не пришлось в нашем соревновании переходить на физическое состязание, — сказал он. — Думаю, у Вас преимущество.
— Мой отец резал по одному все мои десять пальцев, пока я за раз их всех не исцеляла, — говорит Селия, возвращая кинжал на своё место на стене. — По большей части, это чувствуется внутри, как оно всё должно быть, я никогда не могла проделать подобный фокус с кем-либо еще.
— Думаю, что Ваши уроки были куда, как менее академическими, нежели мои.
— Я бы предпочла больше читать.
— Мне думается, это так странно, что нас готовили к одному и тому же состязанию такими разными способами, — говорит Марко. Он смотрит вновь на руку Селии, но теперь, очевидно, что нет никакой неправильности, нет никаких признаков, что еще несколько мгновений назад рука была ранена.
— Я подозреваю, что это одна из целей, — говорит она. — Две школы мысли сражаются друг с другом, работая в той же среде.
— Должен признаться, — говорит Марко, — что не понимаю всей сути состязания, даже по прошествии стольких лет.
— И я тоже, — признается Селия. — Я подозреваю, что состязание или игра, не совсем верное название. Я пришла к выводу, что это больше двойная демонстрация. Что еще Вы мне можете показать в этом доме?
— Хотели бы увидеть некое достижение? — спрашивает Марко.
Зная, что она думает о цирке, как о публичных выступлениях, становится приятным сюрпризом, потому как он перестал считать по-другому много лет назад.
— Да, — говорит Селия. — В особенности, если это проект мистера Барриса, про который он говорил во время ужина.
— Именно оно.
Марко проводит её из игровой комнаты в другую дверь, быстро пересекая коридор и бальный зал внушительных размеров, расположенный в задней части дома, где лунный свет просачивается сквозь стеклянные двери, ложась на заднюю стену.
Снаружи, на улице сад занимает всё пространство, как только заканчивается терраса дома. Весь участок перекопан, и будущий сад должен будет находиться на уровень ниже, будто тонуть в земле. На данный момент он в основном представляет собой пакеты с почвой и груду камней, которые формируют высокие, но без всяких затей стены.
Селия осторожно спускается по каменным ступенькам и Марко следует за ней. Когда они оказываются внизу, стены создают лабиринт, оставив видимой лишь небольшой участок сада.
— Я подумал, что для Чандреша будет полезным иметь проект, чтобы занять себя, — объясняет Марко. — Поскольку в последние дни он так редко покидает этот дом, реконструкция сада показалась неплохим вариантом для начала. Хотите увидеть, как это всё будет выглядеть, когда реконструкция полностью завершиться?
— Хочу, — говорит Селия. — У Вас здесь есть планы?
В ответ Марко поднимает руку и жестом указывает вокруг них.
Что еще секунду назад было грудой неотесанного камня, теперь же превратилось в дорожки, затейливые арки и беседки, увитые лозами и пестревшие крошечными, но яркими фонариками. С изогнутых решеток для цветов над ними свисают розы, а сквозь пространство между бутонами можно разглядеть ночное небо.
Селия подносит руку к губам, чтобы заглушить возглас восхищения. Всё зрелище, от аромата роз до теплого света, излучаемого фонариками, поражает. Она может слышать где-то неподалеку булькающий фонтан и поворачивается теперь уже к дорожке, покрытой травой, чтобы найти его.
Марко следует за ней, когда она пускается в своё увлекательное исследование сада, делая поворот за поворотом, по извилистым дорожкам.
Бассейн фонтана полон карпа кои. Их чешуя светиться в лунном свете, и в темной воде то и дело мелькают белые и оранжевые пятна.
Селия опускает руку, давая воде пробежать по её пальцам, когда она прижимает ладонь к холодному камню.
— Вы же это всё проделываете с моим разумом, не так ли? — спрашивает она, когда она слышит Марко у себя за спиной.
— Вы позволяете мне, — говорит он.
— Знаете, я ведь вероятно могу прекратить это, — говорит Селия, поворачиваясь к нему лицом.
Он опирается на одну из каменных арок, наблюдая за ней.
— Уверен, что могли бы. Если бы Вы сопротивлялись, то ничего бы не вышло, Ваш разум бы полностью всё заблокировал. И, конечно, близость является ключевым для погружения.
— Вы не можете проделать это с цирком, — говорит Селия.
Марко пожимает плечами.
— К сожалению, слишком большое расстояние, — говорит он. — Это одна из моих специализаций, но мало возможностей, чтобы ею воспользоваться. Я не владею мастерством создания такого типа иллюзии, которая будет рассматриваться больше чем одним человеком за один раз.
— Это удивительно, — говорит Селия, наблюдая за тем, как кои плавают у её ног. — Я никогда не смогла бы управлять чем-то настолько сложным, даже несмотря на то, что зовусь иллюзионисткой. Вам это звание больше подходит, чем мне.
— Полагаю, что «Красивая женщина, которая умеет управлять миром своим разумом» слишком громоздко звучит.
— Не думаю, что это бы уместилось на вывески моего шатра.
Его смех, низкий и теплый, и Селия отворачивается, чтобы скрыть улыбку, удерживая всё свое
