Так хочется ей сгладить впечатленье, Надеяся, что милый невредим. Холодной смерти льстит она в смиреньи, Чтоб та подольше сжалилась над ним, И говорит о славе, о трофеях, О торжестве, победе, мавзолеях. 'Юпитер! О, как я была безумна! Я поддалася слабости своей. Живого смерть оплакивала шумно, А он умрет не раньше всех людей. Погибни он — и красота с ним сгинет, И черный хаос землю не покинет. Любовь, ты вся объята опасеньем, — Так окружен ворами, кто несет Сокровища. Пугает подозреньем Все, что ни слух, ни глаз не обоймет'… И в этот миг ей слышен отзвук рога. Она встает, и прочь летит тревога. Она бежит, — под ней не мнутся травы — Как на добычу сокол. И пришла. О, горе! Вепрь, проклятый зверь кровавый, Сразил того, кем вся душа жила. И от картины страшной меркнут очи, Как две звезды в исходе темной ночи. Коснись улитки рожек, и от боли Вся в раковину спрячется она И долго там таится, как в неволе, Боясь на свет податься из окна. От зрелища кровавого сокрыты, Глаза ее уходят под орбиты. Больному мозгу там они вручили Свой дивный свет, и тот велел им быть Покорными в уродливой могиле И жгучих ран сердцам не наносить. А сердце, как король, страшась на троне, Свое страданье выражает в стоне. И все трепещет, что ему подвластно, Как будто ветер, скрытый под землей, Наружу рвется, буйствуя опасно, И стонами пугает род людской: Так вопль ее все члены потрясает, И пара глаз постель свою бросает. В его боку зияющая рана Невольно светом их озарена; Обагрена волной кровавой стана Лилейная литая белизна. И, истекая кровью, цветик каждый Пьет кровь его с томительною жаждой. И, видя их сочувствие, Венера Молчит, к плечу головку наклонив. О, где предел! О, где страданью мера? Он умереть не мог! Он жив! Он жив! Но голос замер. Члены омертвели. Позор глазам, что раньше плакать смели! Она глядит так пристально на рану, Что не одну уж видит грустный глаз. О, жалкий глаз! Он поддался обману: Где раны нет — он видит три зараз, И два лица, и каждый член удвоен, Обманут глаз, коль скоро мозг расстроен. 'И об одном печаль невыразима, — Твердит она, — а здесь два мертвеца. Иссякли слезы горькие незримо. Глаза — огонь, а сердце из свинца. О, растопись в огне, свинец, на части, — Тогда умру, впивая капли страсти. О, бедный мир! Бесценная утрата! Теперь кто взор достоин твой привлечь? Чем ты еще гордиться можешь свято? Чья музыке подобна будет речь? Цветы нарядны; роза ароматна, Но красота с ним вместе невозвратна. Теперь излишни шляпы и вуали: Не станет вас ни солнце целовать,
