Вновь вопрошает их она тревожно, — Насилие, свершенное безбожно? Скажите мне, насколько я виновна? Все ужасы повелевали мне Ему покорной быть беспрекословно. Но может ли душа моя вполне Стряхнуть позор не по моей вине? Источник очищается от яда, Могу ль я смыть печать греха и ада?' И отвечают ей единогласно: 'Кто чист душой — и телом чист всегда'. С безрадостной улыбкою тогда Она лицо склонила, и так ясно На ней горит пятно ее стыда. 'Нет! Никогда для слабого созданья Не буду я примером оправданья!' Тогда со вздохом, душу разрывавшим, 'Тарквиний… Он…' — она произнесла И больше говорить уж не могла. Но скоро снова с сердцем, трепетавшим От горести, все силы собрала И крикнула: 'О римляне! Он это Велит вонзить мне в сердце сталь стилета!' С последним словом нож она вонзила В грудь чистую, и гибельная сталь Безгрешный дух ее освободила Из той тюрьмы, которую не жаль Покинуть ей; его несет печаль За облака, откуда нет возврата, — Последний вздох весеннего заката. Сам Коллатин окаменел со свитой. Они молчат: всех ужас оковал. На труп своей Лукреции, убитый Отчаяньем, отец ее упал, А Брут извлек губительный кинжал Из алого фонтана, и забила Рекою кровь, и месть в ней говорила. И, клокоча, как два живых потока, Она лилась и тело обвила Со всех сторон, как остров одинокий, Пустой средь волн. Одна струя была Красна, чиста, невинна и светла! Другая же застыла мутной пеной, Загрязнена Тарквиния изменой. Вокруг пятна застывшей крови черной Образовался светлый ободок, Оплакивавший злобный этот рок, Лукрецию сгубивший и тлетворный. С тех пор всегда в как горестный намек Воспоминанья, капли крови нежной Горят стыдом за грязь струи мятежной. 'О дочь моя! — старик Лукреций в муке Взывал, дрожа. — Та жизнь, что отняла Ты у меня, — моей она была! Родителей бессмертье — дети, внуки… Где буду жить, коль ты уж умерла? Не тот исход природа обещала. Конец для нас — преемникам начало. О зеркало разбитое! Недавно В нем старость обновлялася моя! Померкло отражение, и я В нем свой скелет увидел явно. Ты сорвала всю радость бытия С своих ланит, и умер без возврата Мой прежний лик, сиявший в них когда-то. О время! Прекрати свое теченье, Когда нам суждено переживать Погибель сильных, слабых продолженье. Лишь старым пчелам надо умирать, А юным — жить. Воскресни, образ милый! Не я, а ты заплачешь над могилой!' Но Коллатин как бы от сна очнулся. Лукреция он просит дать ему Излить всю скорбь и горе одному. Без чувств на труп упал он и коснулся Лицом потока крови… Смерти тьму Познал на миг. Но скоро ожил снова,
