О, сколько заплачу я за посланье! Я заплачу, пожалуйста, душой, Купи ее, она — очарованье; За весточку готова я отдать Себя. Вот уст сургуч, вдави печать! Ценю я сердце в тыщу целовней, Слабо по одному их отсчитать? Сто раз про десять, не найдешь смешней Цены. Смешные деньги грех не дать, А то на счетчик попадешь, просрочив, Но что две тыщи, так, промежду прочим?' 'Послушай, фея, если вправду любишь, Спиши на возраст все мои финты, Себя не знающего пригубив — загубишь, Дай стать щуренку щукой, слышишь, ты? Ты ж сливу ешь-то зрелую, как мед, А не зеленую, чтоб заболел живот? Смотри, закрыло солнышко калитку На западе, трудом утомлено. Заухала сова, читая тьмы открытку, Стада в хлевах, и птицы в гнездах спят давно. И угольные тучи неба свет Застлали… Нам бы уж проститься след. Давай друг другу скажем 'Добру ночь', И будет поцелуй тебе тогда'. 'Да! Доброй ночи', — крикнула звезда Венера. Только он ответить хочет, Она вкруг шеи страстно обвилась, И в губы приоткрытые впилась. Теперь, покуда губ не отберет Коралловых мой пленник от лобзанья, Она слюны впивает сладкий мед, И поцелуй нарушил расставанье. Он задохнулся, фея жаждет ласк, И, слившись, падают в десятый раз. Так страсть впивает жадно жертвы дрожь, Так рысь жрет зайку, попостясь неделю, Рот — рэкетир, деньгу сосущий нож, Раздел до нитки за плохое поведенье, Как Игорь-князь так обложил древлян, Так на иссохшем рту страсть-сокол кровью пьян. Разбой в ней будит злое сладострастье, И крутится в неистовстве она, Дымясь лицом, в парах хмельного безобразья, В бесчестном глуме допьяна пьяна, Мозги кидая в пламенную тьму, И стыд, и душу растеряв в дыму. А он, раздавленный коварными тисками, Как скворушка спроста ребячьими руками, Иль загнанный олень пред песьим рыком, Или дитя пред материнским ликом, Он ей ни в чем уж больше не перечит, Вот без преград она икру-то мечет. Воск тверд. Но так мягчеет от нагрева, Что тронешь — отпечаток налицо. Надежду заменяет пыл душевный, Не пахнущий ни мерой, ни концом, Любовь отнюдь не родственница страха, Прет на рожон, дурна, что росомаха. Нахмурь он бровь, и выльется обратно Нектар слюны из жадных женских уст, Любая колкость гонит безвозвратно Страсть, шип обороняет алый куст. Но страсть и двадцать обойдет замков. Рвя все цветы, всех избежав шипов. Жаль, до утра не удержать болвана, Что ноет, умоляя отпустить, И ей приходится рот оторвать от крана, Сказав: 'Прощай же, да не смей забыть! Как гадко унести во рту с собою Чужое сердце с воткнутой стрелою! Ах, сладенький, я до утра проплачу! Тебя глаза больному сердцу не покажут, Как насчет завтра смотришь? А? А, зайчик? А, как ты завтра? Что, мой бог, ведь да же?'
