'Нет, извини, — ответила стена, — Собрался кое с кем на кабана'. 'На кабана?' Вот тут она бледнеет. Как полотно над толькочтошной розой, От слова 'вепрь' в лицо ей стужа веет. На шее виснет, перепугана угрозой. И, вроде ненарочно, вниз влечет. И — на спину под ним, ловка, как черт! Неужто дождалась? Уж он на ней! Верхом соколик жаркий, все готово! О, сок мечты — обильней всех слюней! Прижмурилась… Ан нет толчка живого… И сух возле воды Тантала рот, Зашла, вишь, баба в рай, да сразу ж от ворот… Как бедные обманутые птички Рисованные ягоды клюют, Так машут ее ноги по привычке, А ягод нет в желудках птиц, и тут… Жар наверстать, упущенный под животом, Старается целующимся ртом. Все без толку, царица, зря махала, Все средства хороши, да толку в них… Ты, расстаравшись, здорово попала, Любовь ты. Ты влюбилась. Извини… 'Тьфу на тебя, — орет, — пусти, достала! С чего б опять ты так меня захомутала?' 'О, ты б ушел, мой сладкий, уходя, Но страшен мне рассказ твой об охоте, Предупреждаю я тебя, дитя, Вам кабана не взять за здорово живете, И как мясник скотинушке — штыком, Ужасен недобитый вепрь клыком! Щетинистая морда кабана, Вся в пене, угрожающе-ужасна, И над глазами алыми спина Горбата, почву жрет он ежечасно, Могилы роя всем, кто попадет На клык его. Он хрюкает, ревет. Его бока щетинисто черствы, Поди-ка проколи их, мальчик, пикой, До толстой шеи не достать, увы! Во гневе бьется он со львом-владыкой, Колючие кусты — и те, пасуя, Когда он прет, сигают врассыпную. Он не увидит красоты твоей И не замрет от блеска сих очей, Прекрасных рук, губ нежных не оценит, Как мир весь оценил, а только морду вспенит. И если доберется, чур! чур! Ах! Изроет грудь, как роется в корнях. Не тронь ты лежбища его свиного, Красавцу ни к чему опасный монстр. Риск добровольный пуст, малыш, верь слову, Удачлив тот, чей слух к совету друга остр. Мои коленки стукнулись, как камни Судьбы, едва назвал ты кабана мне. Заметил ты, как стала я бледна? А ужаса во взгляде не увидел? Кольцом рук, ног своих от кабана Влеку тебя к груди. О, вниди, вниди! Грудь взволновалась, сплошь сердцебиенье, Тебя качнувши, как землетрясенье. Ведь я ревную, так всегда в любви Есть ревность — ложный сторож наслажденья, 'Враг, враг! — кричит. — Вор, вор, лови, дави! Бей насмерть!' А вокруг — ни дуновенья. Так сердцу недалеко до беды, Как факелу от ветра да воды. Наушник лжив. Лжив пакостный шпион! Червь, пожирающий весну любовную, Лжет языком правдивой сказки он, И вдруг соврет вею правду безусловную. Мне голос был, вещует сердце мне, Кошмар, закат твоих мне видеть дней,
