'Рок, изуродуй красоты святыни, Суди ее чертам в тенях теряться, Предметом сделав злобных тираний И низостей, да и вообще, убий!' И рок наслал, послушав, бледный жар. Яд в кровь проник — чумою кровь согрелась, Гниющих нервов одеревенелость… 'Впитали кости плавящий пожар, За блеск твой мстит безумием уныний Свод горний черный, свод горний синий! И нет границы прокаженных дней, Чей миг с лихвою приведет к победе, Над зыбкой красотой высоких чувств, страстей, И ты последний видел их на свете. Высокий хлад их, снег гранитных гор, Кипит, растоплен солнцем, крутит сор! Так что ж невинность без толку хранишь? Ты что, весталка? — чист, как три монашки?! С них брать пример — так ни один малыш Не проорет, что он рожден в рубашке! Будь проще, траться, в лампу масло лей! Чтоб не стемнела прелесть наших дней! Что плоть твоя такое, как не гроб? Детей под крышкой душащий твоих, Которых не родил ты — жмот ты, жлоб! В сокрытой темноте ты душишь их, И что ж, что ты умен да не распутник? Когда всем видно, кто ты есть — преступник! В тебе война. Гражданская война! Война с тобою будущих детей, Самоубийца, ты хоть покрасней! Детоубийце совесть не страшна! Глуп в землю зарывающий талант. Трать деньги, иль ты жизни дилетант!' 'Опять ты начала свою волынку? Да я ее уж слушать не могу, Зачем я в губы целовал кретинку, Что в лоб, что по лбу! Дитятко, 'агу' — Ночные похотливые потуги, Мне что-то мерзко от такой подруги. Имей ты двадцать тысяч языков, Чушь мелющих сердечно, как листочки, Звучащих, как сирен запретный зов, — Врешь! уши воском залиты, как бочки. Привязан к мачте крепкою струной, Я равнодушен к пагубе морской! От уха прочь, вокальное искусство! С моим дыханьем песня эта не слилась. Бей, сердце, не узнавшее ни чувства, Бей ровно, никуда не торопясь! Нет, фея, нет, не рань его жестоко, Пусть дышит грудь легко и одиноко! Бесспорных слов на свете нет, лиса, Путь неуклонный до беды доводит! Любовь чиста — но если не грязна И жрет не все, что по пути находит А жрет — так словно опухоль растет, Все врет, все извиняет тем, что жрет! Так не зови любовью аппетит! Хоть заменил собой он горний хлад страстей, Любви, под маской, жадный рот смердит, Спалил цветы зловонный суховей, Всей нежностью природы завладев, Бор жрет огромной гусеницы зев. Как дождь грибной, любовь блестит в траве, А блуд — как буря в полдень золотой! Любовь — капель небес на синеве, Блуд — заморозки майскою зарей! Любовь — бессмертна! Похоть — истлевает! Любви все ведомо, блуд — все позабывает! Еще бы я сказал тебе, да хватит! Без ус оратор, с бородою речь, Пошел я. Что с тоской здесь время тратить? Тут стыд, тут гнев всю душу могут сжечь… Глянь, уши загорелись и пылают,
