Не заяц там! Не заяц! Нет! Медведь! Нет, хуже! Лев! Ах, нет! Кабан проклятый! Все там же песий визг, а он — реветь, Скулят псы, будто малые щенята, Противник страшен тут наверняка, Поди-ка, преврати ты пса в щенка! Звенит в ушах унылый визг собак И жалким страхом в сердце проникает, Кровь в тот же миг от сердца отливает, Хладеют руки и темно в глазах! И члены каменеют, как солдаты — Без знамени и ждущие расплаты. И вот стоит трепещущей овечкой И чувства унимает, торопясь, Себе твердя: мол, чудятся мне вечно Какие-нибудь страхи, не спросясь! Да перестать бы глупостей страшиться! Вдруг — вепрь в крови! Он прыгает, он мчится, Дымятся кровь и пена на клыках, Кровь с молоком, как говорят порою; Поджилки ей трясет повторный страх, И — ах! — бежит, не властвуя собою! И встала. Нет, уж бросилась обратно, И мысль одна: 'Убит, убит нещадно!' Уже кругом все тропы обежала, Лесок, тропинку к озеру, лесок, Кусты несчастные переломала, Так пьяный, бестолковый мужичок Кругом избы своей, качаясь, бродит И все пути теряет, что находит. Вот в буреломе видит пса она: Он лает так стыдливо, и не в стае. Другой пес лижет раны, и слюна В крови и, не дай бог, конечно, в яде… К избитой суке робко обратила Слова, и та в ответ протяжно взвыла; И долго в небо тек сей скорбный вой. Вдруг пес явился, угольный, как траур, Скуля поникшей низко головой. Еще, еще… И воют всей оравой. Дрожа, поджавши гордые хвосты, Прижаты уши их, хватают воздух рты. Весь мир людской печально суеверен И верует (обычай старины) В духов и ведьм, таинственные сны И видит смысл, что где-то в них затерян. Так страшным псам поверила она И Смерть зовет — на ней лежит вина! 'О, Смерть, о тощий и костлявый враг! За что ты так любовь возненавидел? Гробовый призрак, земляной червяк! Прочь из красы похищенной, изыди! Кому нанес обиду бренный прах, Что розой цвел, и как фиалка пах?! Скажи, он мертв? О нет, не может статься! Нет! Ты красой его побеждена! Нет! Ты слепа! Не розам удивляться, Рвать с ненавистью — вот твои дела! Ты в старость метишь, но незрячий глаз Ребенка в сердце поразил в злой час. Как знать, лишь слово он произнеси, То ты бы, смерть, сдалась, ты б отступила! Рок повелел тебе в ад душу унести, Но не сорняк с землей ты разлучила, Амура лук не властен был над ним, — Твой черный лук его развеял в дым! Ты шла горючих слез моих напиться? Зачем тебе мой сиротливый плач? Зачем ему теперь так сладко спится? Ему, при ком был всякий слишком зряч. С тобой теперь весь мир пребудет в ссоре, Ты лучшее украла в нем! О, горе!' И обмерла в молчании тоскливом. Упали кудри на прикрытые глаза, Закрывши путь слезам, как морю шлюз перед отливом,
