Жжет слух твой пьяный бред и оглушает'. Он разрывает сладкое кольцо Объятий, у груди его державших, И удирает в ночь, закрыв лицо. И на спине лежит, не солоно хлебавши, Венера. С неба падает звезда… И на щеке ее горит слеза. Следит за ним — звездой своей упавшей, Так, как порой отплывший дружний челн Следим, давно исчезнувший меж волн, Уж с облаками паруса смешавший. Так волны ночью унесли с собой Того, кем взор питался голубой. Растерянна, как девушка, в реке Случайно утопившая драгое Кольцо, иль путник, факел в чьей руке Погас негаданно порой ночною; Кромешной темнотой удручена, Тихонько лежа плакала она И по груди рукой себя стучала. Ей эхо вторило кружных пещер И стоны бедной девы повторяло, И возвещало боль ее потерь… Раз двадцать повторило слово 'горе' — Звук отражений слов в ночном миноре. И, слыша звук, унылая, она Пещерам вторить песней принялася. Преданий в ней открылась старина, Пыл старческий, юнцов безусых страсти, И мудрость глуповатую стихов Поет она под хор пещерных ртов. Всю ночь продлились скучные напевы, Но ночь короткою казалась ей, Важны влюбленным маленькие темы, Которые чем дальше, тем скучней; Они с восторгом все несут тот бред, Которому конца и слушателя нет. С кем ночь ей провести, кому открыться? Лишь эхо-приживалка все возьмет, Чтоб, как служанка, тут же согласиться, Хоть и незнамо, что она несет. Но спросит: 'Да?' — и эхо 'Да!' ответит; 'Нет' скажет — и служанка с нею в 'нети'. Но утро уж, и взвился жаворонок, Скучая сном, из комнатки своей, Рассветный вздох серебрян и так тонок… Подсолнух отделился от корней, Взошел на небо — землю рисовать, Златить холмы и кроны штриховать. Венера бога солнца привечает: 'Эй, здравствуй, светозарный царь лучей! Свечой и звездами твой жезл повелевает, Ты держишь связку к красоте ключей, Так знай: рожденный матерью земной Адонис свет затмил высокий твой!' И, прихвастнув, мчит в миртовую рощу, Волнуясь, что уж утро-то, давно ль Ты пробудился, друг, от мрака нощи? Не слышно псов. Молчит рожок. Тишь. Зной. Но вот в лесной глуши рожково пенье. Крик, шум, — туда! Дрожа от нетерпенья, Бежит она, и лес ей цепкий вдруг, Ласкаясь, то сандалию снимает С босой ноги, то веткой вырывает Серьгу, то платье ей цепляет сук. Она, как лань лесная, боязлива, Теленка мчит кормить. Вот брызнет молозиво! Но — ах! Вдруг изменился песий лай. И дева на мгновенье каменеет, Как если бы всползла на тропки край Змея и зашипела перед нею. Так визг собачий грудь ее тревожит, Смущая ум, змеею сердце гложет.
