ознаменует конец дня.
-Мария, ты спишь?- раздается старческий голос.
Она подходит к краю крыши и смотрит во двор. Внизу у деревянной лестницы, ведущей на крышу, стоит Нахум.
-Я здесь, - отвечает она.
-Тебе тоже не спится, дочка? - ласково спрашивает он. - А моя старуха давно успокоилась. Спускайся вниз, вдвоем нам будем веселее. Поговорим.
-Хорошо, дядя Нахум.
-Мария спускается, и старик ведет ее вглубь сада на свое излюбленное место. Его жена спит в доме, он же предпочитает это ложе на воздухе.
-Я люблю здесь сидеть. Отсюда мне все видно: и дом, и двор, и ворота. Хочешь воды? У меня тут вода из-под Храмовой горы, святая вода. Я ее пью каждое утро. И вечером тоже пью. На ней почил Дух Господа. Выпей и ты, может тебе тоже полегчает. А-то ты, дочка, я заметил, совсем удрученная.
-Спасибо, дядя Нахум.
-Зови меня отец, если, конечно, хочешь. Меня никто никогда не называл отцом.
-Хорошо, отец.
-Отчего же ты печальная такая, дочка?
Мария чистосердечно рассказывает старику свою историю.
-Что же, - выслушав ее, заключает он - о прошлом твоем говорить не буду. Я тебе тоже не судья. А что касается твоего возлюбленного, то я его хорошо помню. Гости в этом доме бывают редко. Мой господин так и не завел себе семью. Дом почти всегда стоит пустой уж много лет. Летом Иисус жил здесь некоторое время с моим господином. Нас со старухой он не обижал, не давал почувствовать, что мы слуги. Ровный был. Хороший человек, и видно, что ученый.
-Учитель лучше всех.
-Так, дочка, все влюбленные говорят. Но человек он, конечно, хороший. С моим господином они большие друзья. Поэтому тебя и прислал он сюда.
-Он меня прогнал, - скорбно вздыхает Мария.
-Погоди, дочка. Если бы он тебя прогнал, то прогнал бы на улицу. Но ведь он тебя сюда отправил, как бы на сохранение.
-Вы думаете?
-А как иначе? Если бы ты не была ему нужна, стал бы он отправлять тебя сюда и беспокоиться? Значит, нужна. Ну а там ты им была не к месту. Поверь, у моего господина Иуды дела серьезные. Говоришь, на таможне они жили?
-Да.
-Ну вот. Зачем им жить на таможне? Какие-то дела у них там, и дела, говорю тебе, серьезные. Женщина там только помеха.
-Правда?
-Уж поверь! - солидно говорит Нахум. - В таких делах женщине лучше не быть. Когда твой Иисус тут гостил, к моему господину как-то ночью пришли двое. Одного я сразу узнал, он член Синедриона, Никодим. А другой был галилеянин. Я как на него взглянул, сразу понял: с этим не шути. Знаешь, кто такие сикарии?
-Слышала.
-Ну вот. Этот был из них. Поднялись они на крышу, в ту комнату, где ты сейчас живешь, и о чем-то долго говорили. А потом этот сикарий выскочил как ошпаренный и ушел. По-моему, он с твоим Иисусом сильно поспорил. Так ты не хочешь святой воды?
-Выпью, отец. Так вы думаете, учитель поэтому меня отослал?
-Именно так. А закончат они свои дела и сюда вернутся. Куда же еще?
-Спасибо, отец, - Мария от счастья бросается на шею старику.
-Ну-ну, дочка, - грубовато отвечает польщенный старик.
-Вы меня так утешили!
-Все будет хорошо. Все будет хорошо.
“Все будет хорошо”, - твердит себе Иоанн. В городе-могильнике Назарете томится его душа, как принцесса, заточенная в башне. Учитель не остановил его, не благословил на сыновний долг. “Пусть тебе будет плохо”, - сказал он на прощание. Иоанн услышал в этом свой смертный приговор. Это мучило его всю дорогу. Чувство потери, словно кто-то умер, охватило его еще до того, как он вернулся в Назарет.
-Перестань, - говорил ему брат. - Отец болен уже давно. Может быть, ему станет лучше. Не хорони его раньше времени.
Но Иоанн хоронил не отца, он хоронил самого себя.
Зеведей встретил его бессильной улыбкой. Он очень осунулся и постарел за эти месяцы. Иоанн внутренне ужаснулся и заплакал при виде немощного старика. Но старик не пенял ему. Он понял, что теряет сына и его родительская власть ему уже не поможет. Пока еще связующая их нить могла оборваться от грубого обращения. А главное, судья совсем ослабел от страданий и физически, и душевно. Близость смерти делает человека лаконичным, а бессилие учит искать более мудрые методы воздействия на близких. Родитель, который просто не в силах наказать своего ребенка, начинает искать нужные слова.
Зеведей поцеловал сына и произнес самое короткое в своей жизни наставление:
-Неудачник хочет судить мир за свои обиды. Но Господь в мудрости своей не позволяет ему делать это и не дает власти над людьми. Справедливый суд только у того, кто любит мир. Лишь тот судья хорош, который судит людей за их собственные неудачи и прегрешения, а не за свои обиды. Сын мой, твой отец всегда любил мир и был справедлив к нему. Берегись неудачников и не слушай их суда.
Иоанн понял отца, но его слова уже нечего не значили. Иисус - Мессия. Иоанн и помыслить не мог, что он неудачник. И он хорошо помнил, что сказал учитель Иамесу: “Я прощаю своему брату хулу на меня, но не могу простить хулу на Духа Святого!” Иисус говорил это как пророк, как имеющий власть свыше. Его отец Зеведей никогда так не мог сказать в своем суде. Он служил Закону, он эксплуатировал Закон, но сам он не был Законом.
Зеведей долго готовил свою речь, но по взгляду Иоанна понял, что проиграл эту битву за своего сына с ненавистным Иисусом. И боль с новой силой вцепилась в него. Он умирал несколько дней. Сознание его мутилось, и в забытьи судья, подобно Иову, вел свою последнюю тяжбу за справедливость с Всевышним. За что ему это наказание? Почему он должен так рано умереть? Разве он не ставил превыше всего Божью волю? Разве не служил ему всю свою жизнь? Он, фарисей и судья, мог бы еще послужить делу справедливости. Он еще не поднял на ноги своих сыновей, не поставил их на путь служения Богу. Он еще хочет жить! За что же ему умирать? Господи, твой раб Зеведей не хочет умирать. Но, похоже, тот, кто явился за его бессмертной фарисейской душой, не любил долгих разговоров. Мертвый судья лежал на своем покойницком ложе с очень недовольным видом. Зеведей, который больше всего в жизни любил говорить - утром, днем и вечером, дома, в синагоге и на пиру - замолчал навсегда. Его тело было удалено с поверхности горы и скрыто в ее недрах, в семейной гробнице. В его бывшем доме постели были перевернуты, скорбная чечевица съедена и траурное вино выпито. Поминки закончились, родня Зеведея, его дочери с мужьями и детьми разъехались. И в доме стало пусто, как на душе у Иоанна.
Он слонялся по улочкам Назарета, выслушивал соболезнования горожан и отчаянно скучал. Он не искал своего места в жизни, не строил планов на будущее, ничего не просчитывал, он просто хотел быть рядом с возлюбленным учителем. Как-то раз он встретил на улице мать Иисуса, усталую и озабоченную, мать семерых детей, из которых двое старших ее сыновей ничем ей не помогали. Иоанн поприветствовал ее, она поклонилась сыну судьи. Ей ведь не было известно, что все это время он провел с ее сыном, а Иоанну не хотелось даже вспоминать об их разрыве. Он представлял, как учитель восседает в трапезной таможни, и Матфей сидит по правую сторону от него, на законном месте Иоанна. Возможно, мытарь занял его место и в сердце Иисуса? Этого он не мог допустить.
-Я хочу вернуться к Иисусу, - решительно заявил он брату и матери.
Иаков после смерти отца лишился твердой опоры в нем и утратил былую уверенность. Городской Совет не удовлетворил просьбу Зеведея выбрать Иакова его приемником на должность судьи, сочтя юношу незрелым для этого. А хлопотать за своего сына перед первосвященником Анной у Зеведея уже не было
