обрадовался японец. – Пойду кучера предупрежу, чтобы лошадей запрягал. Надеюсь, что кузнец уже закончил свою работу! Чета управляющих проживала в отдельном домике, выстроенном вблизи новой усадьбы специально для Демьяна Ермолаевича. Однако я узнал от молоденькой горничной Насти, что около полугода назад Варенька отделилась от него и жила самостоятельно в одной из комнат на втором этаже хозяйского дома. – Ох и шуму-то поначалу было! – восклицала она, делая огромные глазищи. – А потом ничего, буря-то улеглась, смирились Демьян Ермолаевич и не мешали вести супруге жизнь, сообразно ее желаниям. Настя так и произнесла: «Сообразно желаниям», старательно проговаривая неясные ей слова, очевидно, в недавнем прошлом подслушала барский разговор, надо полагать, не для ее ушей предназначенный. Я осторожно постучал в дверь Варенькиной комнаты. Однако никто мне не ответил, шаги под дверью не раздались, никакое движение не нарушило мертвенной тишины. Я собрался было уйти, вообразив, что Варвара Николаевна отсутствует. Вдруг я услышал какой-то шепот, мигом нарушивший затянувшееся безмолвие. Я прислушался, однако слов не разобрал. Но мне показалось, что говорила женщина. Я подтолкнул дверь здоровым плечом, и она открылась, не запертая на ключ. Комната Варвары Николаевны была светлой, просторной, хотя и скромной, но со вкусом обставленной. Она не напоминала альков аристократки, однако и не говорила о нищете. Мебель у Вари была мягких тонов с позолотой. В зеркале отражался вид из широкого окна. Под образами горела лампада. Молодая женщина стояла на коленях и читала молитву: «Благого Царя Благая Мати, Пречистая и Благородная Богородица Матерь…» Мне стало не по себе, словно я подслушал ее сокровенные мысли, что, впрочем, и было недалеко от истины. «Милость Сына Твоего и Бога нашего излей на страстную мою душу, – шептала Варя. – И Твоими молитвами наставь меня на деяния благия». Я понимал, что Варвара Николаевна все еще сомневается, все не решается нарушить священные узы брака и устремиться в пугающую неизвестность. Но здесь ей еще страшнее, не может ее ангельская душа смириться с тем, что делит она кров с преступником, а то и с убийцей. Я хотел уже выйти, как женщина обернулась и взглянула на меня молча. Я и шелохнуться не посмел под взглядом ее немигающих светлых глаз. Черные зрачки ее сузились в отсвете свечей. Варя так ничего и не сказала, а снова принялась за молитву. Взывала она к Богу простоволосая и коленопреклоненная, готовая смириться. – «… да прочее время жизни моей без порока переживу и Тобой рай да обрящу, Богородица Дева, единственная Чистая и Благословенная», – твердили ее пересохшие губы. – Варвара Николаевна, – наконец позвал я ее. – Опомнитесь! Вы здесь погибнете. Бог благословит вас, – заверил я ее. – Когда? – спросила она в отчаянии. – Сейчас же! Она кивнула, у входа нас уже ждал Кинрю с запряженными лошадьми. Только в экипаже Варвара Николаевна наконец-то окончательно пришла в себя. Зато ваш покорный слуга в очередной раз потерял сознание.
VI
Подъезжая к Петербургу, вся наша компания умирала от усталости. Плечо мое то и дело обжигала огненная волна, и каждый раз, когда карета подпрыгивала в каком-нибудь ухабе, мне приходилось стискивать зубы, чтобы не застонать. Дороги наши, как всегда, оставляли желать лучшего, однако в данный момент это обстоятельство беспокоило меня меньше всего, так как я раздумывал над тем, какие шаги предпринять мне в первую очередь, по прибытии в северную столицу. И все-таки Кинрю пару раз умудрился обыграть меня в шахматы. – О чем вы мечтаете? – осведомился он, складывая фигуры. Ферзь закатился у него под сидение, и Кинрю полез его доставать, чем почти до слез рассмешил, пребывающую в экзальтации Варвару Николаевну, которая изредка бросала на меня нежные взоры, чем приводила почти в полное недоумение. Время от времени она вновь принималась за молитвы и потихонечку стала выводить меня из себя, хотя я и считал себя человеком религиозным. – О том, чем мы будем заниматься в Петербурге, – ответил я золотому дракону, которому наконец удалось водрузить королеву на место. – А это и не вопрос, – сказал Юкио Хацуми. – Вашим здоровьем, разумеется. Я усмехнулся: – О своем здоровье я позабочусь чуть позже, – и кивнул в сторону Вари. – Меня беспокоит судьба вот этой сударыни. Радевич ведь может не постесняться и обойтись с нею так же, как и с Татьяной. Решит наш богач, что она много знает, что болтлива не в меру, посчитает ее опасной. И обнаружит ее тело какой-нибудь Коровкин где-нибудь возле Крюкова канала. – Вы в самом деле полагаете, что?.. – ужаснулась было задремавшая Варя. – Не берусь утверждать, – промолвил я. – Но существует такая вероятность. Кинрю тоже как-то напрягся, мне показалось, что его массивные скулы сделались еще шире, вскипела-таки азиатская кровь. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но смолчал, с его языка и пары слов не слетело. Не хотелось Кинрю выдавать своего волнения. – По-вашему, в вас Демьян стрелял? – серьезно спросила Варвара Николаевна. – Ведь это он вас нашел, я даже выстрела не слышала. Я честно сказал: – Не знаю. Или он, или Радевич. Они явно действуют заодно. – Из-за затопленной казны? Я не ожидал, что ей и об этом известно. – Милая Варвара Николаевна, вы-то что об этом знаете? – спросил я, всерьез заинтересовавшись ее осведомленностью. – Но я же не полная дура, – ответила она, застегивая верхнюю пуговицу спенсера, которая в вечерних сумерках слегка отливала перламутром. – Слухи-то давно ходят. А в двенадцатом году одна повозка, запряженная тройкой лошадей, была с мосту сброшена, так эти лошади, из-за того, что берег в том месте крутой, выбраться не смогли, да вместе с грузом и утонули. – Откуда вам это известно? – осведомился я. – Так я сама видела, мне в ту пору шестнадцать лет исполнилось. И любила я тогда по берегу погулять, так и подмывало на баталию поглазеть, точно одержимая была какая. Околдовывали меня мундиры, залпы, опасность! Я тогда сожалела, что мужчиной не родилась, первая бы ринулась с французами воевать! – Так что же вы об этом раньше молчали? – вступил в разговор Кинрю, переваривая услышанное. – Ну, так вы и не спрашивали. – Резонно, – заметил я. Мне ведь и в голову не могло прийти, что вы, сударыня, такой находкой окажетесь. – Так вот, – продолжала Варвара Николаевна. – Мне кажется, что я передок с колесами от той денежной повозки в подвале старой усадьбы видела. – А потом добавила: – Может, мне и померещилось, – глаза у Варвары Николаевны слипались. Она зевнула и склонила голову на плечо ошеломленному Кинрю. Варя задремала, а японец бросил на меня какой-то затравленный взгляд и развел руками. Ничего, мол, не могу поделать! Еще бы! Итак, я уверился, что положение Варвары Николаевны еще более критическое, чем я думал. Я практически не сомневался, что она проговорилась о том, что видела, Демьяну Ермолаевичу. Можно было, конечно, на некоторое время поселить ее у меня, но я не был уверен, что Варвара Николаевна примет мое предложение, потому как ей не позволит ее врожденная щепетильность. И предчувствие меня не обмануло. Как только карета влетела в очередную яму, и нас порядочно тряхнуло, Варя открыла глаза, обвела нас непонимающим взглядом сонных, а потому еще мутных глаз и слегка отстранилась от Кинрю, удивленная тем, что ее голова со светлыми локонами покоится на его крепко сбитом, мускулистом плече. Тогда я решил вернуться к нашему разговору. – Уважаемая Варвара Николаевна, – обратился я к ней. – Вы не согласились бы до определенной поры пожить у меня в особняке, пока все не утрясется? Варенька задумалась, по ее лицу было заметно, что она колеблется. Краска то приливала, то отливала от ее бледных щек, от чего я только уверился в том, что она испытывает ко мне некоторые чувства, которые считает неприличными в своем положении и с которыми ведет внутреннюю упорную борьбу. Варенька затрясла головой, словно сопротивляясь наваждению, и, одолев влекущее искушение, произнесла: – По-моему, это будет неуместно, – она развела руками. – Я компрометирую вас, Яков Андреевич. Да это и неприлично, в конце концов! Я же вам не родственница. Неужели нет никакой другой возможности? – поинтересовалась Варенька. – Вы же говорили, что я какое-то время могла бы пожить у вашей кузины, – она вопросительно посмотрела на меня. – Я ее не стесню? – Разумеется, нет! Только, конечно, придется предупредить ее заранее, – ответил я, отлично понимая, что взваливаю на себя новые проблемы. Божена Зизевская относилась ко мне прекрасно и никогда мне не отказывала, но личностью она все же была довольно своеобразной, поэтому я старался просьбами ее без особой на то нужды не одолевать и к помощи ее прибегал только в крайнем случае. Однако я полагал, что это как раз тот случай. Мира была несказанно рада нашему возвращению и вся сияла от счастья, напрочь позабыв о своей обиде, но на пораженную ее видом Варю она косилась с подозрением, интуитивно ревнуя ее ко мне. Тем не менее Мира успела свыкнуться с тем образом жизни, который я вел, и понимала, что мне неспроста взбрело в голову привести в свой дом молодую женщину. Она ждала объяснений, но не подавала виду, так как считала, что отчитываться я перед нею не обязан. Варя впервые отведала пряные блюда индийской кухни и отправилась спать на второй этаж, в отведенную ей просторную спальню. Тогда разговорился Кинрю: – Яков Андреевич, вы полагаете, вам удастся договориться с Боженой? – С моей кузиной он был немного знаком, и они друг друга невзлюбили с первого взгляда. – Она просвещенная женщина, знакомая с теориями французских энциклопедистов, Кинрю, и будет рада приютить у себя несчастную, сбежавшую от мужа-тирана. По-моему, мои слова его нисколько не убедили. Я и сам-то не до конца верил в то, о чем
