говорил. Божена Феликсовна была особой весьма и весьма своенравной, иначе говоря – человеком настроения. Если Варвара Николаевна ей понравится, она для нее все сделает, ну а уж если не приглянется… Придется мне тогда для Вареньки иной подходящий приют подыскивать. Особняк Божены Феликсовны Зизевской располагался неподалеку от Адмиралтейства, в аристократическом районе Петербурга и выходил двумя флигелями на Гороховую улицу. Я отправился к ней прямо на следующее же утро в собственном экипаже и при параде, дабы сделать ей приятное, ибо она всегда любила видеть во мне этакого светского франта. Сестра моего отца, Софья Романовна Кольцова вышла замуж семнадцати лет от роду за польского дворянина и уехала вместе с ним в Варшаву, где у молодой четы и родилась единственная дочка Божена. Вскоре супруги вместе с ребенком переехали в Петербург, где и приобрели этот особняк. Девушке едва исполнилось восемнадцать, как моя дорожайшая тетушка Софья умерла от чахотки, а отец, как человек военный, отправился сражаться в Иран, где и пал смертью героя где-то к северу от реки Аракс, кажется, в районе Дербентского ханства. Божена Зизевская сызмальства славилась красотой и недюжинным умом, от чего, несмотря на свое богатство, замуж так и не вышла. Ее то и дело кидало из крайности в крайность. Поговаривали, что одно время Божена сдружилась с баронессой Буксгевден и зачастила к ней на собрания в Михайловский замок, но, разочаровавшись в хлыстовской вере, порвала с сектой всяческие сношения. Одевалась моя кузина экстравагантно, курила гашиш и в настоящее время содержала модный светский салон, где обсуждались насущные политические проблемы. Ее синие сияющие глаза, золотые кудри и постоянная ажитация по слухам свели с ума значительное число поклонников. – Яков! – кузина распростерла свои объятия, стремительно бросившись мне на встречу. – Я видела тебя сегодня во сне! – воскликнула она возбужденно. – E' est un grand signe! В чем-в чем, а в великих знаках и знамениях Божена была осведомлена прекрасно. Не было тайного общества, в котором она хоть кем-то не состояла бы. Кажется, к ней даже благоволил сам император, несмотря на то, что его фаворитка Нарышкина относилась к Божене до крайности неприязненно. Кузина пригласила меня в свой будуар, обставленный прямо-таки с восточной роскошью. – Я чувствую, братец, что ты, как всегда, нуждаешься в моей помощи, – проворковала она пророчески с заговорщическим видом. Когда я согласно кивнул в ответ, Божена и вовсе изобразила из себя сивиллу египетскую. Я сидел совсем близко к ней ней на оттоманке, и у меня голова кружилась от запаха пачули, исходящего от ее волос. С юности она предпочитала именно эти духи, от чего ее в свете и прозвали Цирцеей. По старинному поверю масло пачули издревле использовалось женщинами как приворотное средство. – Так в чем же дело? – оживленно переспросила она. Я вкратце пересказал ей историю Вареньки, впрочем, не утаив и некоторых подробностей, так как всецело доверял сестре, а она помогала мне только с условием полной откровенности с моей стороны. – Ты желаешь, чтобы твоя Варвара у меня погостила? – догадалась Сивилла. – Так я не прочь, если она особа интересная. – А если не интересная? – Ну, не знаю, – Божене повела оголенными плечами. – Мне думается, о другой ты бы и заботиться не стал, – констатировала она. – А сокровища и правда несметные? – глаза моей сестры вспыхнули сапфировым блеском, словно кольцо Радевича. – Думаю, что это все-таки некоторое преувеличение, – скромно заметил я. – А я надеюсь, что нет, – сказала в ответ Божена. – В конце-концов, приятно сознавать, что твой брат человек неординарный. Я не стал возражать, поскольку скромность никогда не была моим главным достоинством. – Хорошо, – Божена снова стала серьезной, как только заговорила о деле. – Вечером у меня прием, так что можешь привозить свою протеже. Только умоляю, обойдись без твоего отвратительного японца. Он повсюду за тобой ходит, словно тень из загробного мира, – она сморщила свой прелестный носик, крылья которого у нее всегда подрагивали, видимо, вследствие холерического темперамента. От кузины я сразу поехал к Аллану Риду, письмо к которому должен был переправить с нарочными борисовский оберкомендант. Я действовал через него, полагая, что Аллан находится в Лондоне. Но, как оказалось, я ошибался, о чем мне и доложил мой верный Кинрю. В Петербурге стояла промозглая погода, и меня вновь начали преследовать удушающие приступы кашля. Тем более что одет я был легко. В один из таких приступов, сотрясающих все мое тело, едва подживающая рана на плече, по-моему, вновь открылась. Но я не мог утверждать этого наверняка, так как плечо мое было скрыто под черным фраком. Однако я чувствовал дурноту, которая с каждым мгновением усиливалась. Меня ожидало новое разочарование. Привратник дома графа Титова, где должен был остановиться Рид, сообщил мне, что англичанин уже изволил отбыть. Из чего я и заключил, что изменчивая Фортуна повернулась ко мне спиной. Ведь я возлагал на Аллана большие надежды. Мне довелось познакомиться с ним в турне по Западной Европе, в которое я отправился по заданию ордена, на масонские деньги. Ведь первая русская ложа в Москве в году 1713 в великой тайне была основана гроссмейстером именно лондонской Великой ложи лордом Ловелем, когда он поручил капитану Джону Филлипсу стать нашим провинциальным гроссмейстером. А так как мы стали гражданами мира, Аллан имел возможность рассказать мне много интересных вещей про лондонские банковские билеты, ведь он и сам был владельцем частного банка. Я даже подозревал, что того самого, куда вложил свои, pardon, краденые деньги Радевич. – А господин ничего не велел мне передать? – обеспокоенно поинтересовался я в надежде на лучшее. – А вы кто будете-то? – оторопел привратник от моего внезапного натиска. И только теперь я понял, что из-за волнения позабыл представиться. Я порылся в кармане и протянул слуге свою визитную карточку. – А, господин Кольцов, – привратник словно даже обрадовался, заулыбался, подкручивая седые усы. – Так вам послание, – сообщил он многозначительно и крикнул камердинера. А я остался дожидаться ответа на улице, заключив про себя, что в этом доме придерживаются довольно экзотических правил приличия. Однако я обнадеживал себя тем, что «легкая» почта все-таки доставила мое письмо по назначению. Наконец камердинер вынес мне объемный конверт и протянул прямо в руки. Я радостно принял его и отблагодарил лакея какой-то мелочью. Седоусый привратник с завистью взглянул на эти несколько гривен, так что пришлось и ему руку посеребрить. – А дома ли граф Титов? – поинтересовался я. На что получил ответ, что граф уехал в имение, чем объяснялась нерасторопность прислуги. Впрочем, я больше не стал задерживаться и поторопился вернуться в экипаж, чтобы без посторонних глаз распечатать конверт и углубиться в прочтение послания. Я вскрыл конверт и пробежал глазами письмо, написанное по-английски, черными чернилами на брюссельской бумаге. Аллан Рид сожалел, что не смог меня дождаться, в связи с неотложными делами, возникшими у него в Лондоне. Однако он подтверждал, что Радевич является вкладчиком – какое везение! – именно его банка. Так что с изъятием незаконно присвоенных денег проблем, очевидно, не возникнет. Масоны всегда считали весь мир своей чертежной доской. Что нам какой-то Радевич, поставивший себя в оппозицию Ордену, а тем самым и жизнь свою под угрозу. Теперь я и сам не дал бы за жизнь Родиона Михайловича и ломаного гроша. Хотя вряд ли Радевич подозревал об этом, он и сам еще до конца не осознал, в какую историю ввязался. Однако из письма Рида мне стало известно, что в Англии назревает банковский кризис, подобный тому, что разразился в Лондоне в 1793 году, и неизвестно еще, сумеет ли Английский банк выступить «заимодавцем на крайний случай», как это случалось ранее, и хватит ли его наличности, для того чтобы покрыть неожиданные выплаты частных банков. Вот теперь-то я понял, почему Радевич засуетился. Он подозревал, что вскоре сможет потерять значительную часть своего состояния, и эти опасения требовали от него позаботиться как можно лучше о том, что осталось. Скорее всего, он перепрятал сокровища где-то в своем имении, не полагаясь больше на банковскую систему. Я предполагал, что Радевич буквально на днях отправится в Англию, чтобы попытаться уладить свои дела. Если уже не отправился! По крайней мере, я поступил бы именно так на его месте. Тогда дело осложнялось, но я все же надеялся застать его в Петербурге и сделать так, чтобы Родион Михайлович лично вывел меня к своему тайнику. Вот только каким путем? Об этом, пожалуй, стоило подумать. Тонкие стенки экипажа не спасали от промозглого ветра, сдувающего все на своем пути, и я пожалел, что не оделся теплее. Дома я застал просто идиллическую картину. Мира и Варя щебетали как старые подружки и ходили по дому, не иначе как приобнявшись за талию. Надо же! Нашли ведь общий язык! Кто бы мог подумать? На столе в гостиной лежала стопка французских модных журналов и гадальные карты Миры. Интересно, какую судьбу предрекла моя индианка Варваре Николаевне? – Ну что? – спросила Варенька с надеждой в голосе. – Сочтет ли ваша кузина приличным мое пребывание у нее? – Не беспокойтесь, – сказал я уверенно. – Божена Феликсовна действует исключительно сообразно своим желаниям, она не из тех, кого больше всего волнует единственный вопрос: «Что скажет свет?» – Вы уверены? – Варя волновалась. Я кивнул: – Уверен. – И обратился к Мире: – Подбери, пожалуйста, нашей красавице платье на этот вечер. Я должен так представить ее Божене, чтобы она понравилась. Мира взяла Вареньку за руку и сказала: – Пойдем, я сделаю из тебя принцессу. В способностях индианки я не сомневался, поэтому предоставил ей возможность действовать по своему усмотрению. Мира преобразила Варю настолько, что из прелестной провинциалки она, словно по
Вы читаете Казна Наполеона
