представлял наибольший интерес. Из всех трех комнат он был обставлен наиболее просто. У самого окна, занавешенного темной гардиной, стояла конторка, заменяющая собою письменный стол. Перед кивотом с образами раскачивалась лампада. Я невольно перекрестился и пробормотал почти про себя:
«Господи, помилуй всех днесь представших перед тобою!»
Я зажег свечу и взялся за конторку, вытряхнув на паркетные полы содержимое ее ящиков. Однако ничего представляющего интерес мне обнаружить не удалось, хотя я и с интересом проглядел несколько крапленых колод. Тут же была и шкатулка с деньгами и драгоценностями. Я удивился, что она находилась не под замком. Но при ближайшем рассмотрении оказалась, что сумма в шкатулке просто мизерная, да и украшения не представляют особой ценности. Тогда я подумал, что Матвей, скорее всего, хранил свои средства где-нибудь в Коммерческом банке. Никаких дневниковых записей, на которые, я все же втихомолку надеялся, среди бумаг Гастролера отыскать, увы, так и не получилось. Счета да векселя! В точности так же, как и в рундуке у предателя! В общем, ничего более или менее занимательного, только кипсек неприличного содержания, дорогой гравированный альбом.
Обыскав комод и книжные полки я покинул кабинет и вернулся в гостиную, где орудовал Виктор. Однако таким делом мой друг занимался впервые и с непривычки робел. Это новое занятие казалось ему не особо пристойным. В этот момент он как раз корпел над огромным настенным медальоном, из которого выглядывала лохматая голова медвежьего чучела. Заречный снял голову со стены и собрался приступить к осмотру ее внутреннего содержания.
– Как успехи? – осведомился я.
Виктор оторвался от своего увлекательного занятия и повернулся лицом в мою сторону.
– Никак, – пробормотал он, нахмурившись. – Сыщик из меня никудышный. Да еще бы знать, что мы ищем!
– Увы, – я развел руками. Заречный и не представлял, в каком затруднительном положении я находился. Мы вместе продолжили осмотр медальона, но так ничего и не нашли.
Из спальни возвратился Кинрю, потирая запотевшие руки.
– Симпатичненький будуарчик, – изрек он, состроив уморительную гримасу.
– Что-нибудь нашел? – поинтересовался я.
– Совершенно ничего, что имело бы хоть какое-то отношение к нашему делу, – ответил он. – Не обессудьте, Яков Андреевич!
Итак, я должен был констатировать, что взломанная дверь вовсе и не скрывала за собой никакого света.
Мы более или менее привели все в порядок, водворив потревоженные вещи на их места, загасили все свечи и направились к выходу. Но удача подстерегала нас, кто бы мог подумать, на лестнице.
Я услышал какой-то шум и сделал знак своим товарищам затаиться у двери. Кто-то поднимался к черному ходу. Поначалу нас это сильно встревожило, все-таки, как ни крути, неприятно быть застигнутым кем-то на месте преступления, особенно когда тебя в любой момент могут заподозрить в убийстве.
Человек приближался, сердце у меня в груди забилось сильнее. Кинрю весь обратился в натянутую струну. Японец мог всего одним точным движением руки заставить любого человека на несколько минут потерять сознание. Интуитивно я почувствовал, что он именно это и собирается сделать.
Человек приближался, и я уже ощущал его дыхание. У меня возникла шальная мысль: а вдруг это он – убийца, клятвопреступник?! Через несколько мгновений мне суждено было убедиться, что я ошибся.
Человек даже не успел понять, что с ним происходит, как его накрыла какая-то шустрая тень, и он отключился, в один миг оказавшись на холодных ступенях. Но холода он так и не ощутил! Кинрю затащил незваного гостя за дверь.
– Посветите, – попросил он меня, и я направил луч света от фонаря в лицо незнакомцу.
– Не может быть! – изумился я.
Этот человек волею судьбы оказался мне известен. Я видел перед собою петербургского шулера Станислава Ксешинского, собственною персоной, с которым мне неоднократно доводилось встречаться. Мне и в голову не могло прийти, что он мог быть сообщником покойного ныне Воротникова. А если это и в самом деле так, то он вполне мог оказаться посвященным в его дела. Вот это удача так удача!
– Вы его узнали, Яков Андреевич? – догадался Кинрю. – Что это за тип? – осведомился он.
– Яков, кто бы мог подумать, с людьми какого сорта ты водишь знакомства?! – изумлялся Заречный, поправляя мундир.
– Да, – я не стал отрицать. – С этим человеком мне в недавнем прошлом приходилось встречаться. – Это карточный шулер.
– Как, опять?! – воскликнул Заречный. – Мне это уже начинает надоедать!
– Не удивительно, что в квартире мерзавца мы встречаем ему подобного, – рассудительно заметил Кинрю, пожимая плечами.
Заречный был вынужден молча с ним согласиться.
– Его зовут Станислав Ксешинский. Надеюсь, что он сможет пролить свет на некоторые интересующие меня вопросы, – добавил я.
Человек понемногу начинал приходить в себя. Его ресницы дрогнули, щеки порозовели. Потом он издал едва различимый для слуха стон и, наконец, приоткрыл глаза.
– Что происходит? – спросил Ксешинский, едва приходя в себя. – Матвей! – позвал он тоненьким голосом и сделал попытку встать.
– Да нет здесь никакого Матвея! – воскликнул я.
– Кольцов? – изумился шулер и стал кулаками тереть глаза, словно не веря в мое существование.
– Как видишь, – ответил я.
– Как? – Станислав присел на полу и во все стороны закрутил большой головою. Цилиндр с нее свалился на узорчатые плиты паркета. – Что с Матвеем? – забеспокоился он.
– А я и не знал, что вы с ним не разлей вода! Меньше хлопот бы было! – воскликнул я. – А что это ты за своего дружка так встревожился? Или он в опасности?
– Ну, не зря же вы, Яков Андреевич, здесь околачиваетесь, – раздраженно сказал Ксешинский. – А это еще кто? – он указал пальцем в сторону Кинрю и Заречного.
– А это мои друзья, – объяснил я Станиславу.
– Где Матвей? – вновь поинтересовался он.
– В аду, вероятно, – жестко ответил я. И даже при свете фонаря стало заметно, как побледнело его лицо и нервно заходили желваки на скулах.
– Это правда? – дрожащим голосом спросил Ксешинский. – Так, значит, он его все-таки настиг, – пробормотал еле слышно Станислав.
– Кто он? – насторожился я, предчувствуя, что дело, наконец, двинулось с мертвой точки.
– Это не имеет значения. – Ксешинский снова попробовал встать, но Кинрю придержал его за плечо.
– Еще как имеет, – проговорил он негромко.
– Так вы его разыскиваете? – в глазах у Станислава блеснула догадка.
– Мы ищем человека, по настоянию которого Матвей Воротников из господина Строганова деньги вытягивал, – ответил я.
– Я так и знал, – сказал Ксешинский, изобразив из себя провидца, – что это все добром не кончится.
– Ты нам о нем расскажешь?
– С какой это стати? – спросил Ксешинский язвительно. – Мне бы самому отсюда ноги унести поскорее, – добавил он. Кинрю угрожающее стиснул его плечо. – Но-но, полегче! – взвизгнул Станислав. Я поднял руки, предостерегая японца от слишком поспешных действий.
– Я заплачу, – сказал я Ксешинскому. – Сколько ты хочешь?
– Тыщу!
– А сведения того стоят? – поинтересовался я, взглянув на часы в простенке. Пора уже было поторапливаться, светало.
Станислав пожал плечами и водрузил поверх шевелюры свой блестящий цилиндр.
– Не знаю, – сказал он задумчиво. – Решать-то все равно вам!
