– А, ладно, – махнул я рукою и снова достал бумажник, из которого в руки мошенника перекочевали ассигнации. – Рассказывай!
– У Матвея были какие-то дела с человеком, которого он называл Созоном, – начал Ксешинский. – Матвей его смертельно боялся, – Станислав при этих словах поежился. – Я видел его однажды, – продолжил он. – У него был очень колючий взгляд, и табачищем от него за версту разило.
– И одет он был во все черное, – добавил я. Пока все, услышанное мною, совпадало с тем, что было уже известно.
– Вот именно, – закивал Станислав. – Я застал его у Матвея в Петербурге, случайно. По-моему, он состоит в чиновниках и принадлежит к какому-то могущественному тайному обществу.
При этих словах мне стало как-то не по себе. Конечно, убийца принадлежал к могущественному обществу, и этим обществом, которое он попирал ногами, и был наш Орден.
Теперь, опираясь на рассказ Ксешинского, я мог бы попросить у Ивана Сергеевича списки членов ложи, наверняка среди них нашелся бы и не один Созон. Но я полагал, что Кутузов, скорее всего, на это, не пойдет и предпочтет, чтобы я обходился своими силами, лишь бы по-прежнему все оставалось в тайне. К тому же, я не был твердо уверен, что это настоящее имя убийцы.
– Откуда ты это взял? – спросил я Станислава.
– По-моему, – заключил Ксешинский, – он чувствует свою полную безнаказанность.
Что же? На это мне нечего было возразить.
– И это все что, ты нам можешь сказать?
– И за это, мошенник, ты тысячу рублей запросил? – взорвался Заречный.
– Могу еще кое-что добавить, – лукаво заулыбался Станислав.
– И что же?
– Однажды у него галстук чуть развязался – это мне Матвей рассказал – и он на шее у него увидел красный след от петли. Похоже, что его однажды уже хотели повесить, – Станислав мне подмигнул.
Вот это уже казалось странным и выбивало меня из колеи. Неужто и в Ордене «Золотого Скипетра» появился висельник?!
А я-то виселицу с часов Виталия на счет Воротникова отнес, подумал, что он таким образом мошенника обозначил. А, оказывается, оно иначе выходит.
– А сам я, – продолжил Ксешинский, – видел его однажды в обществе одной очаровательной дамы. С первого взгляда заметно – аристократка. Богата несметно, в бархате вся и в кружевах, брильянтами так и сверкает! Прогуливались они по Английской набережной, – добавил он.
– А звал он ее как, не расслышал? – спросил я в надежде.
– Расслышал, – сказал Станислав. – Лидией Львовной.
– И что, хороша? – поинтересовался я. – Блондинка или брюнетка?
– Не то слово как хороша, – мечтательно произнес Ксешинский. – Блондинка, – добавил он. – Белокурый ангел!
Вот это уже что-то да значило. Если это женщина светская, то не так уж и трудно ее будет вычислить!
На этом мы расстались с Ксешинским, которого я велел отпустить своему золотому дракону.
В этот же день я в сопровождении Кинрю выехал в Санкт-Петербург. Однако у нас возникли непредвиденные сложности на московской заставе. В этом особом помещении для полицейской и таможенной службы въезжающим и выезжающим полагалось зарегистрироваться, пошлину заплатить, подорожный налог, ну и прочие мероприятия в этом же роде уладить. Вот тут-то и оказалось, что Яков Андреевич Кольцов разыскивается московской полицией по подозрению в убийстве.
Мало того, что я с жертвой после крупного выигрыша конфиденцировал в коридоре, так меня, как оказалось, еще и заметила-таки хозяйка его квартиры, подойдя не вовремя к окну полюбоваться рассветом.
Вот и пришлось уговаривать полицейского, высокого хрупкого юношу в мундире, который ему совершенно не шел, отправить письмо с запросом к московскому обер-полицмейстеру генерал-майору Шульгину, так как иногда по роду своей деятельности мне доводилось с ним встречаться. Я считал, что только он может разрешить все возникшие в этом деле недоразумения.
В итоге письмо было отправлено с эстафетой, а нам с Кинрю оставалось ждать. Ответ пришел только через два дня, однако с положительным результатом. Юноша в шинели смог нас со спокойной совестью отпустить на все четыре стороны. Хотя я и заметил, что он был разочарован. Судя по всему, это было его первое дело, которое он намеревался в три дня блестяще раскрыть.
До северной столицы нам удалось добраться без происшествий. На некоторое время убийца по какой-то причине решил-таки оставить меня в покое. Мне не терпелось вернуться в родные стены, несмотря на то, что я толком так ничего и не выяснил, если не считать одной особенной приметы преступника да женского имени.
Однако уже то, что Мира не гуляла по парку, показалось мне подозрительным. Пасмурная погода только усиливала это впечатление.
– Кинрю, тебе не кажется странным, что Мира не вышла нас встречать, как обычно? – встревожился я.
– Но мы же не предупредили ее о своем приезде, – резонно заметил он.
– Да, но… – я замялся с ответом. – Она же…
Индианка, наделенная особым даром предвидения, всегда чувствовала, когда я возвращался. Теперь я не сомневался, что что-то произошло. Что-то такое, что заставило ее не выйти из дома, что-то серьезное и, скорее всего, печальное.
Однако я не высказал свои опасения вслух.
– Скорее всего, ты прав, Кинрю, – проговорил я как можно спокойнее, стараясь взять себя в руки.
Колонный портик особняка казался сегодня мне мрачным видением, восставшим из кровавых времен античного Рима.
Мы молча переступили порог, Кинрю шел позади меня и нес чемоданы. Никто из прислуги не появился в опустевшей прихожей.
– Да что же такое происходит?! – воскликнул я. Все мои старания успокоиться сошли на нет. Мне снова стало муторно на душе.
– Мира! – позвал Кинрю.
Я прислушался, ожидая ответа, но никто не отозвался.
– Мира! – повторил я вслед за японцем. Наконец-то со стороны людской послышались легкие шаги. Я узнал Мирину походку, и мне стало легче на сердце.
– Яков Андреевич! – индианка бросилась мне навстречу.
– Мира, милая, что случилось?
Она прижалась к моей груди и прошептала:
– Беда!
– Какая? – спросил я, похолодев. Неужели предатель и до родного гнезда добрался?
– Катюша! – Мира заплакала. – По-моему, она при смерти.
– Глупая, – попытался я улыбнуться. – Ну с чего ты это взяла? – Однако я был уверен, что индианка права, и Черный человек добрался-таки до своей новой жертвы.
Мира, словно облаком, была окутана шелковым белым сари. В руках она держала древнюю книгу. Это были четыре тома Вед – гимнов, жертв и магических заклинаний, сложившихся в Индии в первом тысячелетии до нашей эры.
– Это не беременность, – горько сказала Мира. – Я пробовала молиться, – индианка кивнула на фолиант у себя в руках. – Но ничего не помогает. Катя обречена, – промолвила она еле слышно.
– Нижи-митама, – проговорил Кинрю. Я сначала не понял, что он хотел сказать, но догадался чуть позже. Белый цвет в синтоистской школе символизировал скорое продвижение вперед. И Мира, сама того не осознавая, почувствовала, что гибель девушки знаменует собой новый этап в этой некрасивой истории.
– Где она? – осведомился я у Саши, которая незаметно вошла в прихожую.
– В спальне, на втором этаже, – ответила горничная. – Ей выделили отдельную комнату, – всхлипывая проговорила она.
