– Тому виною мои чувства к вам, – заверил я Полянскую.
– Но я предупреждаю вас, что не в моих силах ответить вам взаимностью, – сказала она.
– Я молю вас только о встрече!
– Завтра в шесть часов, – промолвила графиня. – В кофейне на Садовой, – добавила она. – Недалеко от Гостиного двора. Знаете?
Я кивнул и прошептал:
– Вы вселили в мое сердце надежду!
– Прощайте! – сказала Полянская и закрыла окно. Я прикрыл его ставнями с другой стороны.
– Ну и ну! – промолвил Кинрю, и мы с ним поспешили в оставленную без присмотра карету.
Домой я вернулся глубоко за полночь, но в гостиной меня встретила Мира. Индианка все еще не спала.
– Как прошел вечер? – спросила она спокойно, но голос ее по-прежнему дрожал. Катюша была для нее почти что членом семьи, сестрой и подругой.
– Неплохо ответил я. – Мне удалось разузнать много всего интересного, не без помощи Кинрю, конечно. Однако загадок пока еще хватает.
– Я так и думала, – сказала Мира в ответ и бросила на меня обеспокоенный взгляд черных заплаканных глаз. Выглядела она ужасно, в траурном муаровом платье с разводами, которое переливалось при свете светильника, с фиолетовыми кругами под глазами, от чего ее взгляд казался еще более глубоким и темным, с не уложенными в прическу блестящими волосами.
– Не стоит терзать себя, – сказал я Мире в ответ. – Девушку все равно уже не вернешь.
– Но могут быть новые жертвы, – ответила индианка. – Убийцу-то все еще не нашли, – глухо проговорила она и заложила руки за спину. Потом моя Мира присела на оттоманку и откинулась на подушки.
Я обнял ее за плечи и сказал:
– Я обещаю, что найду его со дня на день.
– Хочется верить, – сказала индианка. – Но я переживаю за вас.
– Твой талисман хранит меня, – я указал ей на фанг-шенг, который я всегда носил на груди.
– Пантакли не всегда берегут нас от бед, – печально сказала Мира. – Яков Андреевич, я никогда не рассказывала вам о своей сестре.
– Никогда, – ответил я удивленно. – Я и не знал, что у тебя есть сестра.
– Была, – вздохнула Мира. – Ее отравили так же, как и Катюшу – добавила она. – Но мне никогда не хотелось говорить об этом.
– Теперь я понимаю, почему ты так сильно, – я замолчал на мгновение. – Это… переживаешь!
– Да, – кивнула мне индианка. – Они даже были с Анджаной чем-то похожи. Так звали мою сестру, – объяснила она. – Анджана погибла из мести.
– Бедняжка, – промолвил я.
– Но дело не только в этом, – сказала Мира.
– А в чем? – я догадывался, что индианка вот-вот примется меня предостерегать.
– Я видела сон, – ответила Мира. – Вещий сон, – добавила она со значением.
– Очень внимательно тебя слушаю, – устало промолвил я. Кому-кому, а масону-то не пристало отмахиваться от знамений судьбы.
– Я видела женщину, – сказала она. – Прекрасную белокурую женщину. И это была сирена!
При этих словах я вздрогнул, потому как перед глазами у меня возникли русалочьи глаза графини Полянской.
– Она наделена большим могуществом, – продолжала Мира. – В своих хрупких руках сирена держала скипетр – символ власти, и скипетр этот светился зеленым светом. Она указала им в сторону моря, которое превратилось в бассейн с крохотными золотыми корабликами, – индианка перевела дух, встала с диванчика и подошла к окну, потом снова заговорила:
– Море, увиденное во сне, означает свободу, и кто-то должен ее лишиться, – Мира бросила в мою сторону выразительный взгляд и нахмурила брови. Надо было быть полным идиотом, чтобы не догадаться, кого, говоря об этом, она имеет в виду. К тому же меня беспокоили ее слова о корабликах, невольно напрашивалась ассоциация с ковчегом.
– Это и весь твой сон? – осведомился я наигранно весело.
– Нет, – качнула головой индианка. – Сирена звала вас в свою обитель. Ее скипетр вспыхнул фейерверком, и я увидела вас.
– Я и во сне тебя преследую? – усмехнулся я, но моя шутка не удалась. Глаза индианки оставались серьезными.
– Я увидела вас в тюрьме, – мрачно произнесла она. – На окнах были решетки из чистого золота.
– Ну, утешает хотя бы это, – улыбнулся я и похлопал свою подругу по плечу.
– Я не шучу, – горько сказала Мира. – А вы никак не хотите прислушаться к моим словам. Вспомните про дамоклов меч! – призывала она. – Анджана тоже носила пантакль, но это не уберегло ее от несчастья!
– Каждому уготована своя судьба, – философски заметил я.
– Береженого Бог бережет, говорила Катюша, – и Мирины глаза снова заблестели от слез. – Не торопись на зов сирены! – предостерегала она.
– Конечно, хорошая моя, – поспешил я ее успокоить. Но сам-то я только и ждал зова Полянской, чтобы за нею устремиться в Елагино.
По тому, как Мира взглянула на меня, я понял, что она мне не поверила, но разубеждать ее я не стал, потому как понимал, что бесполезно спорить с гадалкой.
Я зашел к себе в кабинет, захватил свой дневник, чернильницу и стакан с остро заточенными перьями, а затем поднялся по лестнице в спальню. Камердинер зажег свечи и оставил меня наедине с собой. Стоило мне только обмакнуть перо в чернильницу, как слова стали сами проситься на бумагу. Я так долго не брался за перо, что невольно соскучился по этому занятию. Мне было в чем исповедаться, потому я провел за этим делом довольно много времени и закончил почти что на рассвете, с первыми лучами утреннего солнца. Воск от свечи закапал мою тетрадь, но я не обратил на это внимания и с легким сердцем отправился в постель.
Проспал я около четырех часов, однако чувствовал себя отдохнувшим. Во мне фонтаном била энергия, которую мне удавалось сдерживать с огромным трудом.
Я ликовал, что графиня Полянская назначила мне встречу в кофейне, и ждал очень многого от этого рандеву. Пророчест – ва Миры забылись, неприятные впечатления от разговора с ней сгладились, и я почти позабыл и про странный сон и про Сире – ну со скипетром.
Я помнил только чудесные глаза Лидии Львовны, ее благородные черты, тонкий ум и прекрасный голос. Соперничество с ней еще сильнее подогревало мой интерес. Ее загадочный образ маячил в моем сознании. Лунев непременно сказал бы мне, что меня пленила любовная лихорадка. Сей род недуга мой друг когда-то основательно изучил, но лекарства целебного так и не придумал.
Я спустился в столовую в радужном расположении духа. Смущали меня лишь зеркала, занавешенные в знак траура. За огромным столом сидела одна лишь Мира и выглядела она еще хуже, чем вчера.
– Как вам спалось? – отрешенно спросила она меня. – Я вижу, Яков Андреевич, что вы не прислушались к моему совету, – добавила Мира безнадежно. – Да свершится воля богов! – вздохнула индианка.
– Мира, ты преувеличиваешь, – ответил я уже раздраженно. – А где Кинрю? – я оглянулся по сторонам. – Снова играет в свою вай ки?
– Нет, – возразила Мира. – Он занят похоронами, – объяснила она. – Завтра похороны Катюши, – сказала индианка чеканным голосом. – Яков Андреевич, вы не забыли?
– Извини, – слова моей Миры меня смутили. – Но мое расследование продвигается к своей кульминационной точке, и я иногда забываю о самых важных вещах.
Мира взглянула на меня укоризненно, поджала губы, помедлила немного, а потом проговорила:
– Конечно!
Из-за стола я вышел уже расстроенным но тем не менее отправил лакея в цветочную лавку на Невском, где торговали цветами из зимнего сада. Как никак, а на дворе-то ноябрь.
– Только алые розы, – напутствовал я его.
