фасовали мармелад. Василий побрился, устроил душ из ведра по Морозовой.
– Какие люди в Голливуде, – приветствовал его директор, но тут же сморщился. – Какой гадостью ты наодеколонился? – Внимательно прочитал надпись на флаконе – «Ван мен шоу». – Что-то вроде шоумена, определил Чернушка. – Нет, от мужика должно пахнуть натурально.
– Как от жеребца, – вставила Юлька и закатилась от смеха.
Велосипед замолчал, слегка смутившись, но, пропустив шуточку мимо ушей, продолжал, – я не против парфюмерии, но простая холодная вода после бритья намного полезнее, – он провел по щеке ладошкой, разглаживая мизинчиком усики.
– Видишь, все в полном ажуре.
– С такой щетиной и бритва не нужна, вафельным полотенцем обтерся и, как девчонка, – усмехнулся про себя Василий.
– Да, забыл сказать. – Оживился Велосипед, – джигитов-то поймали, и деньги нашли. Фантастика!
– А туфли?
– Ничего не сообщили. Видать спустить успели. Да и черт с ними. Вот торговли совсем не было – это дело похуже. Да и откуда? Едут мамаши или бабушки с детишками. Нет настоящих мужиков, пить некому. А на супчиках, жареной рыбе да компотиках плана не сделаешь, не говоря уже о своей кастрюльке. Левака много взяли, наверно, обратно повезем. Из отпусков, все пустые, как барабаны. Хуже нищих. На курортах денежки до нитки спустили, а иные и билет прогуляли, зайцем под вагоном катят. Да еще случается какие люди, расскажу, не поверишь.
Давно дело было. Я только начинал директором. Ходил на Адлер. Прибыли. Народ отпустил, сам за сторожа остался. Лежу, покуриваю и пивко попиваю. Вдруг слышу, кто-то в двери скребется. Выхожу. Стоит человек – грязный, на лысине ссадины, под глазами фингалы, щетина, как у ежа, завернут в разодранную рубашку без пуговиц, а вместо штанов – мешок с двумя дырками для ног, затянутый на поясе веревочкой, зато в руках – дорогая шляпа. Обычный рядовой попрошайка. Не успел он рот открыть, как я ему весь их дежурный плач выдал. – Мол, мы не местные, только из больницы, на вокзале обворовали, билет украли, помогите домой добраться. – Он головой кивает и тихо говорит. – Все правильно, только в больнице я не лежал.
– Ну, и Слава Богу, – протягиваю ему сигареты, – держи, отец, топай дальше. – Он шляпу к груди прижал и говорит. – Спасибо, не курю. Скажите, как фамилия вашего директора? – Я слушаю, и, кажется мне, похож он на второго секретаря райкома – Сойкина Артура Борисовича. И, сдуру, выпалил, – Сойкин наш директор, Артур Борисович. – Он качнулся, ухватился за поручень, побледнел, уставился на меня сумасшедшим взглядом, – как Сойкин? Где же он? – Ну, я это, – отвечаю. – Он – уже с железом в голосе. – Значит, мы однофамильцы и даже полные тезки? – Меня, как молнией, озарило. – Артур Борисович? – Втащил его в тамбур. Он мне, – никому ни слова, я твой дядя, довезешь до Москвы. – И вдруг бряк на колени, и с пола начал перловую крупу собирать и есть. Я стою, как вкопанный, а он повалился и зарыдал. – Трое суток не ел. – Я его, конечно, накормил, приодел, в Москву привез. А история с ним такая вышла.
На курорте подвернулась ему молодая особа. Увлекся, да так, что контроль над собой потерял. Рестораны, ночные купания, «вода фосфором сияет, мы обнаженные». Ну и в таком духе. В итоге деньги промотал. У кого-то занял, из дома доппаек получил, и все мало. На прощанье поехали в горы на шашлыки. Там его до конца обчистили, разули, раздели, бока намяли, в лес завезли и бросили. Очнулся в трусах, шляпу в кустах нашел. Набрел на пастухов. Те из подсобного тряпья сгандашили ему костюмчик и дорогу на Адлер указали. А ведь умнейший человек. Университет закончил, высшую школу при ЦК КПСС, а не устоял. Конечно, это случай особый, но все равно на отпускников надежды никакой. У них кроме анализа взять нечего, да и те не у всех хорошие. Кстати, анекдот. Посылают мужика за границу. Характеристика – хуже не бывает. Кто-то из комиссии спрашивает. – Есть у вас хоть что-то положительное. – Есть, – радостно отвечает он, – реакция Вассермана. – Чернушка захихикал. – Гляди, Васыль, в отпуск пойдем, без жены никуда. И деньги, и здоровье целее будут. Теперь к делу. Вся надежда на тебя, торгуй, не стесняйся. Жми, дави, хватай, царапай, а я спать пошел.
Из кухни вкусно запахло жареным мясом. – Володька ужин готовит, – глотая слюнки, подумал Клоков.
Обедать ему удавалось нечасто, но ужин – дело святое. Без хорошего вечернего застолья повар не мог. Принесет, сядет напротив и приговаривает. – Думаешь, я тебя просто так кормлю? Нет, дорогой. Просто так даже мама папу не целует. Чтобы собака хорошо охраняла, она должна быть сытой. Иначе воровать станет.
Василий не обижался. – Правильно мыслишь, на пустой желудок сторожу и уснуть невозможно.
Володя поставил миску салата из свежих овощей, заправил сметаной, на закуску порезал колбаски. Но главное – сковородку жареной хрустящей картошки соломкой и большую отбивную приготовил. Снял с плиты, шипящие от раскаленного масла, чебуреки. Достал ледяное пиво. Открыл бутылку и с ходу, не отрываясь, выпил ее содержимое. Ночной поежился, настолько она отдавала «зимой», но для Володи это была норма. В холодильнике он держал замороженную воду – «куском». Когда она чуть оттаивала, он пил ее, смакуя. – Всегда кто-то должен быть с мороза – человек или бутылка.
– Эх, вздохнул Василий, – водка гадость, водка яд, но сто грамм не повредят, – принес «Столичную».
– По сто грамм, не больше, – сказал повар и поставил ... два граненых стакана.
Василий навалился на закуску и чебуреки. Перед отбивной распустил ремень и закурил.
Володя отобрал папиросу. – Никаких перекуров, рано.
– Собаку надо кормить в меру, иначе она разжиреет и не будет брехать.
Казалось, уже невозможно было втиснуть ни единого куска, но ночной «подмел» сковороду, подобрав остатки корочкой хлеба. – Ну, Вовочка, ты – выше всяких похвал.
– Ерунда, была бы курочка, приготовит и дурочка.
– Закурить можно?
– Нет, еще десерт.
– Теперь уж точно ни грамма.
– Не зарекайся.
– Ап, – Володя сорвал салфетку. На подносе качались «лодочки» янтарной, с серебристым отливом, ароматной дыни. Она таяла во рту, как снежинки на ладони.
– Царица Небесна! – Изумился без дураков Клоков. – Откуда?
– Презент. Зашел сегодня ко мне на кухню человек в тюбетейке. – Синок, разреши мой каструля постоит на твой печка мало, мало. Кушат нам надо и маленкий син два год. Едим уся семья старший син, армия служит, солдат. Много нас. Сем дочка, один син, я и жена. – Представляешь, как я обалдел. Девять детей. А мужичонка так себе. Ватный халат, сапоги с галошами. Варил, мешал, пахло вкусно, но я постеснялся спросить, что там? Потом принес эту «цариц дыню» и много, много урук. Перед дыней я не устоял, а урук завернул. Вези, говорю, сыну в армию, там ртов много, а он мне. – Слава Аллаху, хорошо живем, я мясокомбинат охрана работаю, людей не обижаю, и они меня не обижают. Мяса много, всем хватает, хорошо живем.
– Эй, разноска, угощаю, хотя и не заслуживаете.
– Володечка, – сокрушенно отозвалась Юлька. – Ну, как еще продавать? По десять раз предлагала, уговаривала, в руки совала бифики эти и еле, еле одну ходку осилила, – она быстро справилась со своим куском и даже кожицу выгрызла, как мышка. Подобрала с подноса зернышки.
– Вкуснотища! Еще бы кусочек и, честное пионерское, отдалась бы без второго слова, – она подмигнула повару.
Николай протянул ей свой, едва начатый. – Хочешь, возьми. Только край обрежь, я немного надкусил.
– Мелочи жизни, – Юлька ловко цапнула угощенье. – Зараза к заразе не пристает. А, если что, живот на живот и все заживет, – она расхохоталась, но, поперхнулась, закашлялась и прохрипела, – по спине, по спине.
Володя шлепнул ей ладонью между лопаток. Юлька застонала, глаза покраснели, заслезились, – ты, Студент, явно, пожалел.
– Дары Востока? – Потягивая носом, вошел Кукла с сигаретой на отлете.
