– Какое ж это совпадение? Разве мог человек в пургу и мороз без бензина, не зная пути выжить?
– Приснилось ему, а проснулся и дорогу нашел.
– А вот вам другой случай. Жил у нас в деревне зверь-мужик. Три часовенки свалил, в церкви клуб организовал с танцульками. Сельчане убили его потом. Его дочка самая заядлая комсомольская работница была и той же дорожкой пошла. Клуб закрыла, инкубатор в церкви организовала. А сейчас решили храм тот восстановить. Так вот, спускаюсь как-то в метро, вижу старушка стоит и держит ящик, где написано «На ремонт храма». Я глянул и обалдел. Смотрю, глазам не верю. Это ж заведующая инкубатором. Она меня узнала обрадовалась, закивала и рассказала такую историю. – Как, говорит, начали, Васечка, церковь восстанавливать видение мне было. Богоматерь со мной заговорила. На стене лик ее хорошо сохранился, не померк с годами. Смотрела холодно, строго и напутствовала. – Восстановишь, Нюрка, церковь святую, простится тебе и отцу душегубу. – Испугалась я, озираюсь по сторонам. Никого. Вот с тех пор и поверила. Теперь хожу всюду, деньги на храм собираю. – Василий вопросительно посмотрел на Морозову.
– Сейчас и не такие чудеса лицезреть можно. Пасхальную службу по телевидению показывают, так в первых рядах перевертыши стоят, предатели да еще крестятся. Из-за них и партия погибла, – она досадливо бросила швабру, толкнула ведро и, не домыв пол, ушла.
Директор спрятал подаренную книжицу в сейф, – выйдем после отпуска, будем по очереди читать. Мне рассказывали, что за границей, в каждой гостинице возле кровати такая вот книжонка лежит, чтоб народ перед сном читал и думал о Боге.
Глава 39
Ночь пролетела незаметно. Володя оставил мяса больше обычного да еще поручил уток обработать.
Дело несложное. Одеваешь потрошеную тушку на руку, вроде варежки, и утюжишь ею по раскаленной плите. Можно, конечно, перестараться и сжечь утиную кожу вместе с остатками перьев – «пищиками». Тогда продукт будет сильно отдавать паленым.
Василий справился с утками, но запах смоленой дичи наполнил ресторан. Проветрил, чад ушел, а «аромат» подгоревшей птицы, вскормленной рыбной мукой, не улетучился. Даже писатели, народ привычный, не капризный, терялись в догадках.
– Командир, уху варишь?
Обычно одни, выпив сразу, уходили. Другие принимали первый стакан сходу, а второй смаковали, как хорошее вино, и беседовали на разные темы. Главным слушателем был Василий. Он поддакивал, кивал головой, но делал дело, думая о своем. Но в то утро постоянно слышалось распался, каюк, не стало.
– О чем речь, мужики, – не выдержал он.
– Да как же, – воскликнул тощий субъект в очках. – Вчера, в Беловежской пуще президенты России, Белоруссии и Украины денонсировали договор от 1922 года об образовании СССР.
Что значит денонсировали, Клоков не понял, но спрашивать постеснялся. Неожиданно все разъяснилось. Один из новоприбывших алкашей возмутился, обращаясь к очкарику.
– Ни черта они там не спонсировали, а договорились, что не будет больше СССР.
– Правильно, – с иронией согласился тощий клиент. Денонсировать, значит, уничтожить.
– Амнистировать, спонсировать – один хрен. Я понял так. Собрались. Сообразили на троих, и решили – хватит, разбегайся, теперь каждый сам за себя. Ну, как прибалты или грузины.
– Темнота, – кивнул на него очкарик. – Вы только представьте СССР – страна, где все мы живем и родились, больше не существует.
– Как это? Что ты несешь? – внедрился еще один клиент. – Да они каждый день что-то подписывают. И от этого страна развалится? Ни хрена! Вон сколько пытались свалит нас. И в гражданскую, и в Отечественную, американцы тужатся и всем – черта лысого. Слышь, командир, ему больше не наливай.
Но очкарик заговорил снова. – Как это не парадоксально и непостижимо, но факт остается фактом. Нет больше страны Советов, а есть свободные, самостоятельные государства. Но на мой взгляд весь этот фарс разыгран для того, чтобы отстранить Горбачева. Ведь теперь он – никто. Президент несуществующей страны. Ведь СССР больше нет, а Россия есть.
– Может и Москва уже больше не столица?
– Почему же столица, только не СССР, а России. Теперь Горбачеву придется уйти с политической арены, а потом, вероятно, заключат договор об объединении трех славянских государств. Ведь в России – огромные ресурсы. На Украине – промышленность, а в Белоруссии и индустрия и сельское хозяйство на уровне. К тому же все державы смежные, что тоже дает немалые преимущества. Я же историк-экономист, уж поверьте мне.
Но его доводы никого не убедили. – Раз Москва столица, то и СССР на месте.
– Кончай, ребята, спорить, без нас разберутся, лучше слушайте анекдот. – Сидит Горб в Кремле, видит идет работяга через Красную площадь и несет бутылку. – Звонит он министру торговли. – Подними цену на водку. – На следующий день снова топает работяга с бутылкой в кармане. Горбатый снова министру, мол еще нули нарисуй, а работяга знай и на другой день тащит ее, ненаглядную. Обалдел Горб, понять ничего не может, другому министру звонит, – ты зарплату ненароком не повысил? – Да нет, Михаил Сергеич, ни копеечки. Он бегом на Красную площадь, мужика того поджидает. Поймал и спрашивает. – Откуда деньги, я ведь три раза цену поднимал. – А тот достает из-за пазухи деталь и улыбается. – Видишь железку, ей одна цена – бутылка!
Очкарик снисходительно улыбнулся, достал сигарету и вышел из зала.
– Шибко грамотный, – кивнул ему вслед алкаш с авоськой полной больших желтых огурцов. – Я вам вот что скажу. Ни одна сука нас никогда не свалит.
– Да не напрягайся, лучше объясни, зачем тебе столько огурцов?
– Солить, в банку, на зиму пойдет. Зима не ресторан, все съест.
Когда пришел Чернушка, Клоков, глядя на него, понял, что директор ничего не знает. – Николаич, я сейчас такое сообщу, – таинственно начал он.
– Проверка села? – Побледнел Велосипед.
– Нет. Народ говорит, что вчера подписан договор между президентами России, Украины и Белоруссии о том, что не будет СССР.
Чернушка выскочил и вернулся через несколько минут с приемником. Представляешь, Антоныч, камбала одноглазая, зажал информацию, а ведь все вчера слышал, черт старый. Хотел, говорит, собрать народ и объявить, что живем в новой стране. Врет, на всю жизнь коммунистом останется.
Пришла Морозова и, намывая пол, хмуро наблюдала за директором.
– Слышали Елизавета Валерьяновна, – обратился к ней Василий.
– Слышала, но верить отказываюсь. – Морозова шлепнула тряпку в ведро. – Теперь восток – японцам, Сибирь – китайцам, а Запад – немцам и все.
– Уму непостижимо, если это правда, то я ничего не понимаю, – закричал директор, бросив приемник на стол.
– Что же здесь мудреного? Работа ЦРУ и международного капитала, – пробурчала Морозова и, распрямившись, громко, срывающимся голосом крикнула, – это все вы с вашим Ельциным и демократами, предатели.
Алкаши оробели, притихли.
– Я – категорически против, – возразил ей Чернушка. Да если уж на то пошло, так это большевики в 17 году развалили Россию. Придумали республики, свободу наций на самоопределение, а мина та только сейчас сработала.
– Большевики спасли Россию, разрушили тюрьму народов, вы истории не знаете, – вмешался Володя.
– Ну конечно, ты у нас один цитатами из Ленина орудовать можешь. Накось, выкуси. – Он свернул кукиш. – Я тоже два раза в институте марксизма-ленинизма отсидел. И теперь не жалею. Тюрьму народов, говоришь, разрушили? Правильно, выпустили всех уголовников и уркоганов. Теперь они банды собрали и разбежались во все стороны. Романовы столетиями Русь собирали, а Ленин ее на республики порубил. Теперь получите. За что боролись – на то и напоролись.
В тяжелой, тревожной тишине зашуршала по полу швабра Морозовой.
Глава 40
