произнесенная горячая речь в его плоть и кровь. Или ударилась о непроницаемое забрало лица, погасла, как пустое колебание звука.
Две горы, похожие на каменных нахохлившихся птиц, голубую и розовую, нежно светились в вечереющем небе. Казалось, в их толще возникло биение, едва заметное волнение цвета. От вершины к подножью побежали едва различимые волны, словно камень силился ожить, волновался, рождал трепетание света и тени. Белосельцеву казалось, что горы его услыхали, они силятся ожить и воскреснуть, оторваться от каменного насеста, воспарить в небеса. Ждал, что ответит ему Исмаил. Он ждал чуда воскрешения гор.
– Я не спрашиваю, Виктор Андреевич, кого вы сейчас представляете. Мне достаточно, что это вы, а не кто другой. Я не верю представителям московской власти, не верю представителям московских спецслужб. В Москве нет власти и нет спецслужб. Все находится в руках еврейских банкиров. Вся Россия сегодня как большой филиал маленького Израиля. Есть ли смысл кавказским народам оставаться в составе такой России? Наши братья в Палестине борются с еврейским игом, а мы здесь, в России, должны поддерживать это иго? Вот в чем вопрос, Виктор Андреевич, и этот вопрос задают себе сегодня мусульмане Кавказа – чеченцы, аварцы и лакцы.
На земле краснела груда рассеченного бараньего мяса. Горец развязал мешок с крупной солью, стал брызгать ее горстями на мясо. Соль розовела, впитывалась. А он стряхивал ее с темных рук, вытирал мокрые ладони о мясо.
Белосельцев чувствовал шаткое равновесие мира, готового сместиться и рухнуть. Мир стоял перед выбором – либо свершиться чуду, и мир сохранится в красоте тучных, перезрелых садов, с вечерней дорогой, по которой идет женщина в черно-красных одеждах, и ей навстречу, мотая тяжелыми шерстяными боками, течет стадо овец, либо мир будет взорван, рассыплется на груды огненных зловонных осколков, и дороги станут белыми от пепла и обглоданных костяных черепков, над которыми дни и ночи станет светить синяя, в ядовитых пятнах, луна.
– Дорогой Исмаил, у России есть свойство в узких горловинах истории, на перекатах, подобно льдине, раскалываться на множество отдельных обломков и проходить горловину в разломанном состоянии. Потом, когда история изливается на равнину и течет широким руслом, Россия вновь собирается из обломков и движется как целостный континент. Сегодня Россия разламывается, у нее нет ни царя, ни вождя. Власть пала, захвачена предателями и ворами. И властью становимся мы, обычные люди. Сейчас, дорогой Исмаил, судьба России в твоих руках. Здесь, в Дагестане, на этих днях будет решаться судьба нашей Родины. Дагестан становится замковым камнем российской судьбы, удерживает шаткий свод государственности. Ты можешь стать великим разрушителем и прославить себя как героя одного ущелья. Или можешь стать великим созидателем и прославить себя как героя Евразии. Смысл моего обращения к тебе – не поддайся на искушение, удержи свои боевые отряды от вмешательства в предстоящий конфликт.
Две каменные птицы трепетали и вздрагивали. По их оперенью прокатывались волны света. Розовая обретала бирюзовый, изумрудный отлив, у голубой начинали загораться золотые и алые перья. Казалось, птицы дышали. Их каменные клювы были готовы раскрыться, в каменной вершине дрожал, был готов раствориться фиолетовый птичий глаз. Чудо казалось возможным. Горы слышали волшебное слово. Окаменелые птицы напрягали могучие крылья, были готовы взлететь.
– Виктор Андреевич, народы Дагестана видели от России очень много обид. До сего дня в наших селах поют колыбельные песни, где матери напевают младенцам о жестокости русских солдат Ермолова, вырезавших дагестанские села. В нашем роду помнят джигитов, убитых при Валерике. В советские годы в селах закрывали мечети, уважаемых мулл, уважаемых патриотов Кавказа арестовывали и расстреливали. После войны некоторые из наших народов были высланы в казахстанскую степь. Теперь, в эти смутные годы, Москва не сумела нас защитить от воров и разбойников. Наш народ обобран, мучается в бедности, оскорблен поборами, и Москва не в силах нас защитить. Зачем нам такая Россия? Зачем нам такая Москва?
В яме крутился огонь, как лисица в норе. Горцы раскрывали шитые шерстяные кисеты с толчеными душистыми травами, собранными в горах, высушенными на летнем солнце, перемолотыми в деревянных домашних ступах. Лошади топтались в дыму. Невидимые, ворковали горлинки. Валуны в очаге раскалились и побелели от жара. Нож лежал на земле, мерцая в желобке каплями влаги и крови. Откованный, закаленный, выточенный кузнецом в полутемной кузне, украшенный резьбой, мусульманской священной вязью, сколько раз погружался он в горячее баранье горло, в теплую мякоть хлеба, в сочную сердцевину яблока. Горец в папахе хватал из кисета щепоти душистой травы, осыпал ломти баранины, словно крестил их. Его помощник накалывал мясо на заостренные ветки, клал на кусок мешковины.
– Дорогой Исмаил, на обиды нужно ответить добром, и тогда, по законам метафизики Зла и Добра, обиды превратятся в любовь. Тебя хотят вовлечь в катастрофу, когда вначале народ вдохновенно пойдет за тобой, как за имамом, а потом, когда Дагестан превратится в руины, кто-нибудь крикнет: «Это он во всем виноват!» – и тебя проклянут. Басаев, который манит тебя обещаниями, хочет сделать главой объединенного Кавказа, сулит тебе долю в нефтяном маршруте, – он обманет тебя. Если начнется большая война, здесь не будет нефтяного маршрута, а только маршрут мертвецов. Здесь будут применяться кассетные бомбы и бомбы с обедненным ураном. Здесь станут работать огромные огнеметы и вакуумные боезаряды. Здесь испытают вертолеты и танки последних конструкций, и я не исключаю, что мерзавцы испытают здесь, в ущельях Кавказа, геофизическое оружие, порождающее землетрясения и оползни. Если тебя просветит Аллах, если тебя посетит откровение, ты можешь стать великим сыном России. Когда русские впадают в уныние, когда мельчает русская знать, когда среди русских не находится верных сынов Отечества, таких сынов присылает Кавказ, и они становятся великими вождями России.
Горы трепетали в лучах – пепельно-серая, с алым дрожащим зобом, с перламутровым фазаньим хвостом и золотая и огненная, распушившая синие крылья. Еще их когти были зажаты камнями, недвижно вонзились в подножья, но дышащие живые тела напрягали сочные мускулы, рвались в небеса.
– Как мне знать, что Москва меня не обманет? Я останусь дома, не пойду на помощь Басаеву, а русская армия разгромит ваххабитов, войдет в мое село и наденет на меня наручники.
Горцы в папахах бережно, держась за концы заостренных палок, подносили мясо к яме. Укладывали его над раскаленным гнездом. Накрывали ворохами зеленой сосны. Хвоя шевелилась от жара, исходила смоляными дымами. Горцы накрыли яму одеялом, клинками рыхлили землю, нагребали над ямой курган. Сизые струйки пробивались наружу. Баранье мясо зрело в земле. Наливалось соком. Принимало в себя огонь, ароматы трав, горячих камней и дыма. Благодать горной земли, прокаленной ночными звездами.
– Дорогой Исмаил, доверься мне. С тех пор, как мы лежали за красным барханом в пустыне Регистан и долбили из пулемета верблюдов, а потом у памятника Пушкину читали стихи, ты про родное село и этих каменных птиц, а я «Кавказ подо мною. Один в вышине...», – с тех пор я не изменился, поверь. В России грядет обновление. Гнилой Истукан уйдет, его место займет Избранник. Он уже виден, явлен. Он покончит с предателями, услышит голос народа. Грядут перемены. Будут востребованы патриоты России, кем бы они ни были, где бы ни жили. Ты – один из них. Ты станешь лидером Дагестана. Тебя будут славить как миротворца, отогнавшего войну от родного порога. Дагестан ждет прекрасное будущее. Порт на Каспии, связывающий его с Ираном и Средней Азией. Драгоценная рыба, научные центры, создававшие морские экранопланы, прекрасные, как огромные водяные бабочки. Здесь пройдет нефтяной маршрут, стягивающий воедино разорванные пространства страны. У тебя есть все, чтобы стать не только народным вождем, но и духовным лидером. Твои стихи, твоя мистическая вера в Аллаха, твое ощущение собственной миссии. Поверь мне, послушайся моего совета.
Мясо созревало в земле. Служители вынесли из дома, расставили перед ними блюда и сласти. Пшеничные лепешки. Тарелку с кристаллическим сахаром, крепким, как горный хрусталь. Яблоки, золотые, малиново-белые. Виноградные кисти с восковым налетом, как в инее, с обрывком вялой лозы. Они пили чай, заедая сластями. Их разговор и молчание освещались огромными разноцветными птицами, которые были не в силах взлететь, одолеть волшебные чары. Они выцветали, тускнели, превращались в пепельный камень.
Шашлычник в папахе, обжигая ладони, стал разгребать накаленную землю. Стянул с ямы одеяло, окутываясь дымом и жаром. Положил на блюдо шампуры с коричневой запеченной бараниной, понес к помосту. Исмаил извлек маленький ножичек с черненой серебряной ручкой. Отсек лепестки раскаленной печени и курдючного дрожащего жира. Протянул Белосельцеву:
