молчаливые чопорные секунданты, отстаивающие интересы своих общительных и многословных хозяев. В торцах стола заняли места Гречишников и Белосельцев, причем Гречишников так поставил перед собой подсвечники, салатницы, блюда с закусками, что обозначил свою роль председателя, подкрепляя ее первым тостом.
– Достопочтенные господа! – поднялся он, держа тяжелый рубиновый бокал, скомкав сильным кулаком крахмальную салфетку. – Мой друг и я, – он взглядом указал на Белосельцева, а потом поклонился, выказывая этим поклоном почтение к застолью, – мы оба благодарны за то, что вы откликнулись на наше приглашение, поверили нам, оценив наше бескорыстие и наше стремление исходить из интересов общества в целом, страны в целом, оберегая ее хрупкий политический выбор, делая все, чтобы хаос, злая воля и бессмысленное соперничество не уничтожили первые робкие плоды развития...
Оба магната одинаково склонили головы, вслушиваясь в интонации сказанного, словно старались различить фальшивую ноту, глубинный подвох, искусно расставленную сеть, в которую заманивали их коварные птицеловы.
– Мы прекрасно понимаем уровень ваших разногласий, разброс ваших интересов, различие ваших темпераментов и талантов, позволивших вам создать ваши могущественные и процветающие корпорации, по праву именуемые империями. Каждая по-своему, они являются локомотивами нашего развития, образцами экономического, политического и личностного поведения...
Астрос и Зарецкий почти одновременно коснулись пальцами носов, словно проверяли уровень их чуткости, настраивались на волну, выделяя из какофонии мешающих звуков тончайший, несущий информацию сигнал.
– Однако приходят времена, когда разногласия должны уступить место координации и договоренностям, распря должна ознаменоваться союзом, безудержное расходование сил должно смениться соединением усилий и складыванием возможностей. Такие времена наступили. Стремительное и во многом необъяснимое восхождение Избранника внушает массу тревог. Ставит множество острых вопросов. Обсуждение этих вопросов мы бы смогли совместить с необременительным ужином, на котором я от имени руководства Фонда имею честь вас приветствовать! – Он чокнулся с Астросом и Зарецким, поклонился остальным, напоминая осанкой и благородством старомодного лорда, принимающего друзей в фамильном замке.
Некоторое время Астрос и Зарецкий с аппетитом ели, запивая вкусную еду большими глотками вина. Буравков и Копейко, как верные стражи, едва притронулись к бокалам и пренебрегли едой. Они исподлобья, настороженно посматривали друг на друга, готовые схватиться насмерть, если над их хозяевами нависнет опасность.
– Как я понимаю, вы нам предлагаете заключить пакт о ненападении, – сказал Астрос, дожевывая аппетитный кусок, обращая к Гречишникову белое лицо, на котором светился румянец благополучия и насмешливо блистали прозрачные голубые глаза. – Но ведь мы неоднократно его заключали. И видит Бог, не я его нарушал. Не я посылал свои дивизии через демилитаризованную зону и совершал акт внезапной агрессии!
– Разве я? – Болезненное желтоватое лицо Зарецкого выразило высшую степень недоумения, а узкие плечи изумленно подскочили и почти прижались к ушам. – О моем миролюбии рассказывают анекдоты. Я предпочитаю потерять, но не развязывать войн. Россия так велика, в ней столько неосвоенных богатств, неиспользованных возможностей. Деньги можно делать прямо из воздуха. И если у тебя голова на плечах, ты всегда найдешь свою жилу, не влезая в огород к конкуренту. Сделай шаг за пределы Садового кольца и найди свое счастье!
– Ты нашел свое счастье внутри Кремлевской стены. – Голубые глаза Астроса хохотали, но в их водянистой глубине мерцала темная синь стального сердечника. – Говорят, ты настолько пользуешься расположением Дочери, что она допускает тебя к утреннему туалету. Ты знаешь марку туалетной воды, которой она освежает себя. Говорят, будто ты овладел искусством педикюра, для чего специально прошел курс во Франции.
– Татьяна Борисовна находит меня более привлекательным, чем тебя, – мелко засмеялся Зарецкий, обнажив желтоватые резцы, став похожим на грызуна. Его продолговатая лысеющая голова, покрытая темными волосками, дергалась на тонкой шее, и весь он был худосочный, вымороченный и жалкий, если бы не страстные, умные, недремлющие глаза, жадно и пронзительно взирающие на мир.
– Не сомневаюсь, что внешность твоя обманчива и ты обладаешь какими-то внутренними несравненными достоинствами, без которых не может обходиться Дочь, – язвительно, с превосходством баловня и красавца заметил Астрос. – Иначе как объяснить ее действия, благодаря которым меня оттеснили от аукциона и к тебе за бесценок перешла львиная доля коммуникационных технологий? Чем таким особенным, невидимым сквозь одежду, мог ты ее пленить, если она через МИД заблокировала для меня аренду американского спутника, и я на целый год опоздал с развертыванием телевещания на Сибирь. И разве не ты науськал ее на папашу, который сместил моего друга – министра финансов, в результате чего мои банки и мои корпорации были поставлены на грань банкротства. И теперь мне предлагают заключить очередной мир «на вечные времена»!
– Будем справедливы, – взволновался Зарецкий, странно задергав одновременно всеми конечностями, суставами, изгибами сутулого позвоночника, чертами желтого ядовитого лица, отчего казалось, что он, словно учебный скелет, из которого вынули проволоку, рассыпается на множество отдельных, нескрепленных частей. – Кто после неудачного для тебя аукциона взорвал бомбу под моим «Мерседесом», и я, чудом уцелев, держал на коленях оторванную голову моего шофера? Кто после провала твоей аферы с американским спутником застрелил телеведущего моей главной программы, после чего к тебе перешел основной поток дорогостоящей телерекламы? Кто после отставки коррумпированного министра финансов развернул в российских, израильских и американских газетах травлю на меня, когда впервые был сформулирован тезис о «хороших» и «плохих» евреях? Поэтому у меня еще меньше резонов серьезно воспринимать пальму мира, которой ты маскируешь позиции своих информационных пушек.
Они сидели друг против друга, ненавидящие, ожесточенные, и выражение их лиц, казалось, исключало всякую возможность согласия.
Гречишников все это время молчал. Не мешал разгоравшейся распре, позволяя скопившейся неприязни выступить на поверхность. Как смола из трещины дерева, она изливалась и застывала прозрачным пузырем.
– Господа, ваши противоречия, которые многих пугают, на деле являются формой состязания двух блистательных людей, которыми по праву может гордиться Россия. Из этого состязания, несмотря на его острые, острейшие формы, рождается вид экономики, тип общества, стиль политики, которые способны выдержать самое страшное давление времени. Вы оба и каждый в отдельности являете пример для талантливых и отважных людей, стремящихся к обновлению нашей Родины, для которой апатия, вялость, энтропия – самое большое зло, грозящее ей вырождением. – Гречишников говорил деликатно, но властно, как судья, устанавливающий для спортивных команд правила игры, готовый наказать за нарушение этих правил, убеждающий, что их соблюдение пойдет на пользу обоим игрокам. – Настало время прекратить азартное состязание и сложить усилия. Ибо угроза, которая надвинулась на наши ценности, столь велика, что в ближайшее время, если мы хотим уцелеть, от нас потребуется величайшая концентрация усилий.
Магнаты, еще минуту назад кипящие, вытапливающие из себя глубинную жаркую ненависть, теперь остыли. Они внимательно слушали Гречишникова.
– Миф о «русском фашизме», которым пугали робких еврейских интеллигентов, управляя их поведением, то и дело показывая свастику на флаге и рукаве баркашовца, демонстрируя дюжих молодцов с бритыми головами и вытянутой рукой, – этот миф стал стремительно реализовываться. Головокружительный взлет Избранника завершится тем, что из рук престарелого Президента, как Гитлер из рук Гинденбурга, он получит всю полноту власти в России, и народ на руках внесет его в Кремль. Уже сегодня, после разгрома дагестанского мятежа, люди восторженно говорят об Избраннике. Генералы требуют вторжения в Чечню, связывая с Избранником идею военного реванша. В узком кругу Избранник высказывается в духе ненависти ко всем инородцам, от которых, по его словам, стало невозможно дышать русскому человеку. Есть сведения, что, став президентом, получив в наследие огромные, трудноразрешимые проблемы, он займется преследованиями. Чтобы поддержать репутацию народного лидера и вождя, он начнет гонения на крупных бизнесменов и банкиров, среди которых, как вы знаете, большинство евреев. Нам стало известно, что существует список тех, кому уготовано преследование: суды, высылка за рубеж, конфискация состояний,
