Андрей, зарычав, поднялся и пошел на кухню.
Илья проводил его взглядом и включил монитор – чтобы заглушить скрип шкафа. Насколько он помнил, левая дверца у Андрея перекосилась. Левая дверца – та, за которой находится стопка белья.
Случай был самый подходящий: Андрей пребывал в прострации, к тому же здесь отирался Вадик, а двое подозреваемых – это лучше, чем один.
Илья сунул пальцы между пододеяльниками и уже нащупал угол кредитки, но в этот момент где-то внутри зазвенел тревожный колокольчик. Отдернув руку, он быстро притворил дверцу и напряг слух – Вадик с Андреем продолжали клацать посудой. Значит, это были не шаги. Илье показалось – кто-то идет, но нет, это было нечто иное. Он повернулся к шкафу и замер. Что-то ему мешало. Что-то странное и новое – пугающе новое.
Он… просто не хотел воровать у Андрея. Вернее, желание было – не столько украсть, сколько купить ботинки, однако поверх этого желания наслаивались неведомые ранее чувства – жалость и стыд.
– Лучше б ты печенья притащил, – сказал за спиной Андрей.
Вместе с Вадиком они заносили в комнату чашки, тарелки и пузатый керамический чайник. Илья помог им все это расставить и подцепил кусочек сыра. Сыр был отвратительный.
– Погодите садиться, – обратился к ним Андрей. – Завтра же у нас День Единения, да? Пока я не передумал…
Он подошел к гардеробу и, распахнув левую дверцу, порылся в белье.
– Где же она?.. Была тут… А, во! – Он достал карточку и торжественно положил ее на стол. – Четыреста крепов. Их ведь можно разделить?
– Ты что это?.. – насторожился Илья.
– Вадику – на кисточки, тебе… не знаю. Одеколон какой-нибудь?.. Каждому по двести, – объявил Андрей. – С праздником, мужики. Завтра надо было, да завтра, боюсь, настроение пропадет. Зажму.
– Нет, – твердо сказал Вадик. – Спасибо, но нет. На кисти мне хватает.
– Я тоже не возьму, – подал голос Илья.
– Копил я на терминал… Но не судьба. Зачем он мне? Люди не меняются. Рожденный чером… как там дальше? Забыл… Так что не кочевряжьтесь и берите.
– Ну ты, Андрюха!.. – пробормотал Вадик. – Тогда я тебе картину подарю. Бери, какая понравится. И краску. Ты же хотел для этого… своего… Будет тебе краска. И тебе, Илья, тоже картину. С праздником!
– А я вам что?.. – растерялся Илья. – Мне и подарить-то нечего.
– А ты человек хороший, – ответил Андрей. – Это и есть подарок.
– Спасибо, но этого маловато. Хороший!.. Нашли, тоже, хорошего. Вот!.. Вот что я вам подарю! Вы в центре давно не были?
Вадик с Андреем почесали затылки.
– День Единения надо не в блоке встречать, а в городе. Здесь вы такого не увидите. Буду у вас экскурсоводом. Надо же деньги отрабатывать?
Пожав друг другу руки, они сели пить чай.
В новостях рассказывали о грандиозных приготовлениях к завтрашнему празднику. Андрей и Вадик зачарованно смотрели в монитор, Илья же не сводил глаз с кредитки.
Нельзя сказать, что Илье Царапину никогда ничего не дарили, но ни один из подарков не доставлял ему такого удовольствия. И это его печалило.
Вызов пришел глубокой ночью, между четырьмя и пятью часами. Монитор включился и начал мигать, пока Белкин не ответил.
– Да… чего надо?.. – бросил он, щурясь и натягивая одеяло к подбородку.
– Извините, Иван Петрович, – сказала дежурная по участку. – Извините, что разбудила, но вы приказали в любое время.
– Да…
– Эйнштейн Григорий Исаакович…
– Да?! – рявкнул Белкин, окончательно просыпаясь. – Я же велел охрану!..
– Охрана и сообщила. Он сам, Иван Петрович, он в окно выбросился.
– Это точно? Точно сам?
– Точнее некуда, два свидетеля. И еще есть записка. Транслировать?
– Что спрашивать-то?!
Дежурная исчезла, и на экране появился листок серой бумаги, исписанный по диагонали:
– Ох ты, черт!.. – выдохнул Белкин.
Он утер лицо и, откинув одеяло, сел на кровати. На часах было почти пять. Почти утро. Праздник начинался паршиво.
Глава 7
Пятница, утро
– Не бойтесь, – сказал Илья. – Здесь такие же люди, как и мы. ИС у них повыше, ну и что? На морде это не написано. Но если будете вот так смотреть…
– А как мы смотрим? – спросил Вадик.
– Как звери в клетке. Лоб не морщить, брови раздвинуть! И не стесняйся. Сделал что-нибудь неправильно – не вздумай краснеть. Сделай еще раз, пусть все увидят, что это не ошибка, а индивидуальность. Убогим людям это нравится.
– Кто убогие-то?
– Они, Вадик, они. Будешь думать иначе – лучше сюда не соваться. В городе средний балл – пятьсот, а у тебя пятьсот десять, понял? Внуши это себе как следует.
Муниципальный автобус заехал на стоянку возле большого объездного кольца и пшикнул дверьми. Водитель наблюдал в зеркало, как трое черов отлепились от окна и вышли на улицу. Салон опустел. До конечной доезжали лишь те, кто хотел попасть в город, – таких бывало не больше двух-трех за день, и они всегда вызывали интерес.
Через дорогу находилась еще одна стоянка, тоже для общественного транспорта, но совсем другая. Половину тротуара занимал прозрачный голубой козырек. Под навесом оказалось несколько кресел – гораздо удобней тех, что выдавались в гуманитарной лавке под видом домашней мебели. Тут же, возле козырька, выстроилась шеренга торговых автоматов, оформленных так, что от одного взгляда на них рот наполнялся слюной.
– Дорого, – сказал Илья. – На остановке ничего покупать не будем.
Андрей приблизился к автомату с большим бутербродом за прозрачной стенкой и медленно провел рукой по этикеткам.
– «Колбаса, сыр, салат, горчица, майонез», – прочитал он. – «И хрустящая булочка»… Сыр такой же мерзкий, как у нас?
– Кто его купит, мерзкий?
– И сколько это стоит?
– Меньше вопросов. Там все написано.
Рядом с прорезью для карты Андрей нашел ценник: «10 к/п».
– Десять кредит-пунктов… Славно. Мне за эту «хрустящую» три смены работать, даже больше. Ровно двадцать часов корячиться. Славненько…
Автобус подошел минуты через две, и он так же отличался от автобусов в Бибиреве-6, как и остановка. В том числе – тем, что в нем надо было платить.
Андрей трижды сунул кредитку в щель у двери и трижды увидел сообщение: «7 к/п». С карты списали двадцать один креп – как за два бутерброда.
«Два бутерброда и еще ма-аленький кусочек, – уточнил про себя Андрей. – Сорок два часа работы, семь смен у бака. О-хо-хо…».
Автобус был маленьким, но не таким, как стандартная квартира в блоке или что-нибудь подобное, – он был уютным. В салоне находилось шесть фантастически удобных сидений, хотя Андрей предпочел бы ехать
