увидел самого себя и бутылку; все, что было вокруг, стало еще чернее.
– Вон объездная, – сказали ему из мрака. – На той стороне автобусная остановка. Сам знаешь.
Илья спрыгнул на землю и пошел к переходу. Поднявшись по крутой лестнице, он обернулся. Фургон уже исчез за деревьями. По объездному кольцу проносились редкие автомобили, но смотреть на них было скучно.
Он с треском открутил пробку и, сделав большой глоток, поднес этикетку к глазам. «Праздничная особая».
Что в сегодняшнем празднике было особенного, Илья не понимал. Ну, отработал для неотложки еще двух черов. Один – замечательный художник, второй… просто человек. Хороший. За неубитого Эйнштейна – десять тысяч, за этих двоих – литр водки. Что особенного? Ничего.
Илья глотнул еще и, завинтив крышку, направился к остановке.
Ничего, ничего… Еще два чера, подумаешь! А третьего, стало быть, без него как-то… Деньги-то со счета не отзовут? Десять тысяч – сумма серьезная. Боже, сколько же за них работать? Если на конвертере, то всю жизнь. Андрюха, бедолага, тысячу накопить не мог, а тут – десятка.
Илья замер и приложил ко лбу ладонь. Андрюха… Андрюху-то он больше не увидит. Никогда.
Он яростно размахнулся, но в последний момент опомнился и удержал бутылку в руке. Не-е… От этого легче не будет.
Сорвав пробку, Илья вставил горлышко в рот и запрокинул голову.
Половина. Теперь бы добраться… И дом не перепутать. И не решиться на что-нибудь такое, чего по трезвости не сделаешь. На что-нибудь отважное и страшно глупое. Потому что после, по трезвости, будешь жалеть. А трезвость – она как смерть: приходит, не спрашивая.
Илья дождался автобуса и сел на грязный пол.
Водитель с интересом глянул в зеркало – как-никак, человек возвращался из центра, да еще с праздника. Похоже, устал неимоверно.
Илья сидел в углу, положив голову на согнутые колени. Он знал, что за ним наблюдают, но все, что он мог, – это спрятать лицо.
Он хотел выпить еще, но чувствовал, что на сегодня хватит. Он хотел заплакать, но у него не получалось.
Белкин вновь приготовил разрядник и рывком открыл дверь. В коридоре лежал молодой мужчина, одетый весьма заурядно: поношенные брюки, ботинки со сбитыми носами, брезентовая куртка нараспашку. Дознаватель занес его в квартиру и обыскал. Ничего колющего, режущего, тяжелого. Карты с гражданским номером у него тоже не было – только часы с широким браслетом, но ими не убьешь.
– Никита Николаевич, может, он просто в гости?
– Впервые вижу, – отозвался профессор.
– Подумайте хорошенько. Сосед, или с работы кто-нибудь. Случайный знакомый. Разговорились на улице, пригласили…
– Нет.
Белкин перевернул незнакомца на живот и, скрестив ему руки за спиной, накинул пластиковую стяжку, затем отволок его к креслу и, приподняв, усадил.
– Воды, пожалуйста, – сказал он профессору.
Выплеснув воду мужчине в лицо, Иван Петрович похлестал его по щекам и проверил зрачки.
– Сейчас очнется.
Он выложил на стол диктофон и тронул маленькую кнопку.
– Вы… – пробормотал человек в кресле. – Кто?.. почему?..
– Имя, фамилия, номер. Отвечать быстро!
– Ничего вы не добьетесь, – сказал профессор. – Я вам не нужен? Пойду приготовлю что-нибудь. К ужину как раз и пообедаю.
– Ну, палач, как зовут? – спросил Белкин.
Мужчина заерзал, но осознав, что рук ему не освободить, угомонился и с упрямой улыбочкой уставился в пол.
– Имя, фамилия. Давай!! Имя, фамилия, номер!
– Хрен Моржов, – спокойно ответил он.
– Это тебя родители так назвали? Повезло… Номер!
– Не помню.
– Ничего, бывает. Документы?
– Дома оставил.
– А где живешь?
– Не помню, – повторил он и, подняв глаза, опять улыбнулся. Нагло и уверенно.
– Ты зря скалишься. Покушение на убийство – это не в окно помочиться. Если сильно не повезет, сядешь навсегда. Но можно и смягчить. Неотложка…
– Это когда не ты к врачу идешь, а он к тебе едет.
– Погоди, куда ж ты торопишься? Я ведь пока не спросил ничего. Заранее ответ приготовил? Молодец. Итак?..
Мужчина смутился, но не сильно. По крайней мере, он не боялся. Или здорово играл.
– Я не доктор, – вымолвил он.
– Легко догадаться. Зачем пришел?
– Соли взять. Взаймы, конечно.
– Соли… – Белкин скрипнул зубами. – Продолжай.
– Продолжать мы не станем, – сказали в дверях. – Этот произвол необходимо закончить.
На пороге стоял высокий пожилой человек с таким знакомым лицом, что представляться ему не имело смысла. И тем не менее он представился:
– Иващенко. Член Этического Совета Республики.
За ним появились двое бойцов в черных комбинезонах и тонированных бронешлемах. Оба держали винтовки, и оба целились не в кого-то, а в Белкина.
– Ваше удостоверение, – потребовал Иващенко.
Дознаватель медленно, чтобы не тревожить стрелков, сунул руку в пиджак и вытащил жетон.
– Угум… – произнес Иващенко, возвращая карточку. – На каком основании нарушены права этого гражданина?
– Профессор, это ты их вызвал?.. – спросил Белкин.
– Не сходи с ума, Иван Петрович. Их вызвал палач. Не сам, наверно, а через начальство.
– Никита Николаевич! – вмешался Иващенко. – Никакие прошлые заслуги не позволяют вам оскорблять гражданина…
– Гражданина Хрена Моржова, – подсказал Белкин. – Неизвестный задержан за сопротивление правосудию.
– Я не вижу здесь никакого правосудия. Чем вы занимаетесь?
– Расследую убийства Тарасова и Павлова.
– Очень хорошо, что расследуете. Задержанный в чем-то подозревается? Почему допрос идет не в участке, а на квартире? – Иващенко, не переставая говорить, подошел к столу и двинул пальцем плоский диск. – Вы предупредили задержанного, что записываете?
– Не предупредили! – мгновенно ответил мужчина. – Меня ни о чем не предупреждали!
– Что же вы, Белкин? Я не пойму, кто из вас двоих преступник?
– У меня есть информация, что здесь готовилось убийство.
– Да-а? – деланно удивился Иващенко. – У вас, у полицейских, всегда найдется какая-нибудь информация. Вот убийцы у вас не находятся, ну никак! А информации – этого у вас навалом. Надеюсь, она задокументирована?
– Нет. Она не на бумаге, а в голове.
– Какая у вас замечательная голова, – с издевкой произнес Иващенко. – Обладает юридической силой! Ну, а санкция? Санкция на допрос? Тоже в голове?!
