сволочь. Он ведь как чувствовал, что я посчитаю «охоту за головами» чем-то пострашнее генной бомбы. И – да, я знаю. Я прискорбно не согласна с уголовным кодексом. Ненавижу.
– Приторговываешь плотью, мудак? – прошипела я, сбивая застывшего парня с ног. Носком под ребра – и квантовый клинок к горлу. – Беглая? Чья-то дочь? Кто она?
– Хрр-р… – сказал черноволосый засранец, харкая кровью. Он норовил свернуться в клубок, но я ему не давала.
– Умри, сволочь!
– Н-не надо! – выкрикнул он. Наверное, это рефлексы. Или опыт. В любом случае, я поняла, что «не надо» – это не ко мне, хотя квантовое лезвие уже взмыло над его шеей. Я обернулась и крутнулась в пируэте, ловя картинку и стараясь умять ее в мозг. «Пленница» вставала с пола, и с нее мелкой пылью осыпался иней, а браслеты-анклеты взорвались струями дыма. Дым лип к белому телу, дым скрывал небольшую грудь и поджарый живот, дым опутывал ноги, а над всем этим буйством коллоидного скафандра разгорались алые глаза. Так я это все и запомнила: дым, без единой кровинки лицо и алые глаза. А потом картинка моргнула и изменилась.
– Рей, не надо! Синдзи, раскинув руки, встал между мной и ею и громче повторил:
– Не надо! Пожалуйста! Это было дико, а я ведь повидала всякой всячины. Странное существо, затянутое в черно-белый скафандр, глядит теперь в лицо стоящему перед ней препятствию, а я уже почти собралась как-то активно среагировать, когда Синдзи, не оборачиваясь, сказал:
– Выйди в коридор, пожалуйста. /'Он не заикается'/, – поняла я за дверью. А еще у меня было отчетливое впечатление, что я сейчас стала свидетелем абсурдной семейной сцены. Стоять дура-дурой пришлось недолго, хотя я успела понять, что сбило меня с толку. Я заторможено среагировала на угрозу потому, что эта худая красноглазка сориентировалась в пространстве слишком быстро. Словно и не сидела до того в крио-камере. /'У нее должны мозги оттаивать и суставы крошиться. Как она встала//?////Я//уж //молчу //об активации скафандра?//..//'/ Дверь зашипела, и вышел Синдзи. Если я что-нибудь смыслю в несчастных выражениях лица, то это было именно оно. И как это все склеить с произошедшей сценой – не понимаю. Ни в одном глазу.
– Что это было? – спросила я, заглядывая ему за спину. Там был набитый и замусоренный трюм, там стоял закрытый крио-блок биологической защиты, и вообще: мне все померещилось, только вот на роже у обормота очень уж красивый след моей ноги. Синдзи прислонился к стенке и косо взглянул на меня.
– Я спрашиваю, что это…
– Слушай, сн-ними шлем, а? Он меня прервал. Он непонятный недоносок на непонятном корабле с непонятной красноглазой хренью в трюме. Но он попросил так жалобно, словно вымаливал воды человек с сожженным животом. Я стиснула запястье, и шлем взорвался облачком газа, и пока тот втягивался в приемные сопла, Синдзи во все глаза изучал меня.
– Ты, хм, к-красивая, – буркнул он как-то по-детски. /'Красивая…'/ Когда тебе, госпожа бывший инквизитор, комплимент в последний раз делали, а? Не в баре – «Какая попка!», – а именно комплимент?
– Ты мне зубы не заговаривай, – сказала я. – Кто это такая?
– Это… Ну, она… Я морщилась и, видимо, хмурилась, слушая эти жалкие звуки. Но вот голова-то работала, и там были ассоциации. Где-то я уже встречала это дикое сочетание мертвенной бледности и красных глаз. В комплект там прилагалось что-то вообще запредельное. Опираясь на теплую стену замечательного фрегата с таким теплым именем «Сегоки», я смотрела сквозь бормочущего капитана, а на самом деле вглядывалась в свою память. Не надо завидовать памяти инквизитора, договорились? Ответ был, и он, разумеется, нашелся.
– Иди ты! – сказала я. – Это что, была Аянами? Синдзи заткнулся, как если бы я ему залепила плюху. Ума, кстати, не приложу, что за бред он там городил, пока меня не было.
– Эм, н-ну, да. Наверное, самые глупые три слова, которые можно услышать об Аянами. И уж точно – самое глупое место о ней говорить, когда корабль Его Тени так близко. /'Ты, кажется, не верила в судьбу, Аска?'/
– Ничего не понимаю, – честно сказала я. – Почему одна из Аянами на «Сегоки»?
– По-последняя из Аянами.
– Радужное уточнение, Синдзи. Но все же? Капитан выглядел куда хуже, чем после драки со мной в невесомости. А меня разбирало любопытство: в конце концов, я только что видела невозможное, это самое невозможное меня собиралось прикончить, почему-то не прикончило, и вот я, стоя в теплом коридоре, разговариваю с сопляком, который что-то знает. Наверное, это по-своему возбуждающе.
– Тут д-длинная история, – потерянно сказал Синдзи. – Д-давай в другой раз, а? Да ладно. Сейчас уже.
– Послушай, дружище, – сказала я раздраженно. Я, черт побери, была очень зла. – Давай я расскажу, как это все выглядит. У тебя на корабле последняя из Аянами, ты ее держишь в крио-камере, и она почему-то считается с твоим мнением. Один из этих фактов – хрень.
Надо объяснять, почему? Он опустил глаза и покачал головой. /'Да что с ним, а?!'/ Я уже сделала шаг, чтобы как следует потрясти тщедушного паршивца, когда до меня дошло, что это за поведение. Так выглядит человек, который понимает: расскажи он сейчас историю – и пути назад не будет. Мои подследственные обычно после такого или шли в полный отказ, или каялись во всем, подписывая себе хоть частичку снисхождения. Короче, это все называется: «После моего рассказа я навсегда в твоей лодке». Черт, а ведь волнительно, а? Особенно учитывая, что по факту это я нахожусь в его лодке.
– Его Т-тень послал Рей убить меня. Первый вопрос звучал так: да кто ты такой, чтобы Его Тень отправлял по твою душу Аянами? Меня это чертовски интриговало, но куда хуже оказалось сочетание двух фактов: за Синдзи послали Аянами, но Синдзи стоит передо мной.
– И почему же ты до сих пор жив?
– Д-длинная история. /'Бесит'/.
– Слушай, ты! Мы договорились обменяться информацией друг о друге, или как? Он кивнул и решился. Черт меня побери, этот обормот наконец на что-то решился. Я за него даже рада.
– «С-сегоки», разблокируй запись «Рей», – сказал Синдзи в пространство и поманил меня за собой.
– Принято, Синдзи. Коридор пульсировал волнами жара: мощная корабельная установка изо всех сил драконила органику, и фрегат восстанавливался так быстро, что это буквально ощущалось – вибрацией, нытьем в ушах на пределе слышимости. Я вдыхала воздух этого корабля безо всяких фильтров скафандра, и запах мне нравился. /'В сингл-классе пахнет //не корабль, а //капитан'/, – некстати вспомнила я и скривилась, глядя в спину идущего впереди парня.
– П-присаживайся. Рубка была просторной и светлой, и здесь уже мерцал проекционный экран с таблицей файлов. Сама файловая система показалась мне незнакомой, но разглядеть подробностей не удалось: началось воспроизведение видео-файла с пометкой высшего капитанского доступа.
– Сначала п-преамбула, – сказал Синдзи, сразу же нажав паузу. – Я попался на к-крупной сделке. Фактически, сорвал т-тайный перевод денег по личному каналу Его Т-тени. Занимательно. Во-первых, как ему это удалось? Во-вторых, оказывается, что везунчику везет далеко не всегда. Я бы, например, ну никак не хотела знать хоть что-то о личных финансах Его Тени. Это крайне нездоровая информация.
– Круто, – сказала я вслух, ожидая, пока Синдзи возобновит воспроизведение. Судя по первому кадру, меня ожидала штатная съемка встроенной камеры скафандра. Ну, а метки в поле зрения говорили о скафандре высшей защиты – «чиф-скаф», «эл-эл-сек» или что-то такое.
– Д-деньги я снял немаленькие, п-потом узнал – чьи. Это было…
мммм. Неп-приятно. /'Сколько же ты подгузников обделал, когда это понял, а?'/ Видимо, взгляд у меня получился красноречивым, поэтому Синдзи скомкал объяснение:
– К-короче, тогда и приняли решение м-меня устранить. Его Т-тень поручил это дело… Я подняла руку: малый явно куда-то торопился.
– Стоп-стоп, Синдзи. Давай-ка проясним: откуда у фрилансера данные о денежных каналах канцлера Империи?
– Б-баронианцы. Его Т-тень спихивал им старые технологии. Они на проверку оказались слишком старыми, и бывшие п-партнеры наняли меня… Да, схема весьма увлекательна – и так же маловероятна. На
