на леску, а каждую леску – как рванули! В покрытом кровью поле зрения мелькнуло рыло «Тени» и я только что и смогла каркнуть:
– Огонь! «Линейка» добавила мне еще боли, хоть я и не в курсе, куда там еще было совать, а потом курс выровнялся, и я оттолкнулась ногами, ныряя прямо под «Тень» – я ее даже не задела, даже не поцарапала, лишь на секунду ошеломила выстрелом, но как же прекрасна эта секунда, как прекрасно, что ни один мульти-класс не способен провернуть такое, как прекрасна ты, «Сегоки», потому что…
– Прыжок!!. От неминуемой смерти я уходила в смерть весьма вероятную, меня рвало на куски, но это был триумф. Они все неправы – они опять все неправы, а права вовсе даже – я. Потом я очнусь и соображу, что переворотом через черную дыру я почти в упор жахнула по «Тени». Что я пережила две с половиной секунды сорокакратной перегрузки. Что я ушла в прыжок под брюхом сверхдредноута. Что я – дурище, но дурище чертовски классное. Когда я пришла в себя, космос выглядел совсем по-другому. Я пропустила всю изнанку, и очухалась сразу после выхода из прыжка.
– Аска, твои жизненные показатели стабилизированы, но я рекомендую пройти в медотсек для дренирования брюшной полости… Кто это? «Сегоки»? Под аккомпанемент перечисления того списка мясопродуктов, в который я превратилась, я встала. Кажется, в животе и впрямь много крови, ну, а на мышцы лучше внимания не обращать. «Маячки» в моем теле завывали, подтверждая сообщения виртуального интеллекта. И это и впрямь больно, хорошо, что медотсек совсем рядом.
– Аска! Я протерла глаза, и только когда это не помогло, сообразила, что пелена и кровавый туман – это внутри. Но по голосу вроде как Синдзи.
– Брысь с дороги. Не видишь – победитель идет. Язык ворочался тяжело, но сболтнуть что-нибудь было критически необходимо. Дверь разошлась, и я вступила в медотсек – здесь все блестело, задвигались приборы, почуяв добычу. Давайте-давайте, я вам задам задачку.
– Аска, т-ты… У тебя кровь по всему лицу!.. /'Это ты, обормот, еще мою селезенку не видел»,/ – подумала я, отключаясь на столе. *** Я открыла глаза, любуясь потушенным светильником над головой.
– Реставрационные мероприятия успешно завершены, Аска, – доверительно сообщил голос. Какой хороший голос – осталось вспомнить, где я. Госпиталь инквизиционной службы? Медотсек «Нигоки»? Нет, не пойдет – Красной больше нет, значит, я на «Сегоки» и накануне ушла от такого врага, от которого еще никто не уходил. Ну, этот Синдзи, конечно, уходил, но не из таких обалденных обстоятельств. Память пощелкала звеньями и послушно свернулась, а я тем временем ощупывала результаты «реставрационных мероприятий»: лицо еще скользкое после гелевой обработки сосудов, во рту торчит какая-то дрянь – наверняка зонд. Тело ощущается – и телу, черт возьми, холодно, потому что проклятый коллоид, по-моему, везде. Я села, и тут больничное оборудование додумалось наконец помыть болящую.
– Э, а ну, пошли вон, – сообщила я патрубкам, и они втянулись в операционное кольцо, а само кольцо пошло по направляющим к изголовью. Во всем теле плясали веселые искорки после реактивации нервных окончаний, тревожные «маячки» молчали, удовлетворенные состоянием хозяйки, и вообще – все удалось, как всегда. На случай, если кому вдруг интересно, меня пересобирали по кусочкам три раза, и эти жалкие сорок «жэ» – не в счет. Это так, по мелочи, по краешку. Я завернулась в выданную мне оборудованием простынь, задумалась было, где мой скафандр, и решила для начала помыться. Пол оказался теплым, и я прониклась к «Сегоки» самой искренней любовью. Вот что значит хороший реактор: можно не экономить даже на мелочах, и это после рывка, прыжка и интенсивной терапии, на которую энергии ухнуло караул сколько. Я как раз обнаружила дверь в медицинский душ, когда комм-линк ожил.
– А-аска?
– А, привет. Я иду в душ, переключись туда, если настроен поболтать. Я-то сама именно что настроена – не иначе, кибер-медики серьезно обкололи. Но это все ерунда, после такой победы можно и снизойти. И вообще. После такого поболтать хочется, и это очень, очень скверная особенность сингла: полное одиночество после боя. Вот так и влюбляются в виртуальные интеллекты кораблей, устраивают им синтезированные тела и бегают потом по полжизни от ликвидаторов Комитета этики. В душе я сразу же обнаружила регулятор, выслушала негодование от мединтерфейса и поставила температуру на максимум. Жить – это вообще не очень здоровое занятие.
– Так что скажешь, Синдзи? – поинтересовалась я, зажмурившись под струями воды. В комм-линке прокашлялись.
– Н-ну, что скажу. Сп-пасибо… И снова – только шипение струй, плеск и гудящая кровь в ушах.
Стенки крохотной кабины окутывал пар.
– Да на здоровье. Если ты не помнишь, то я тоже на «Сегоки», так что ради себя тоже старалась. И что за нездоровая тишина? Ты камеру наблюдения включил? – спросила я.
– Н-ничего подобного! Я хмыкнула.
– «Сегоки»?
– Да, Аска.
– Камера в помещении, где я нахожусь, включена?
– Нет, Аска. /'Хм. Ну и дурак'/.
– Молодец, – сказала я вслух. – Где мы находимся?
– Пятый сектор, внешние п-пределы аграрного мира G78, – сказал Синдзи подозрительно ровно. Обиделся, не иначе. – М-местное название
– Халона. Я пошевелила пальцами на ногах. Я озадаченно потерла шею и уперлась лбом в стенку – все же душ непомерно расслабляет: карта сектора упорно не хотела вставать перед глазами.
– И что мы здесь забыли? Ты что, прыгал, пока я была в отключке?
– Ну, да. Мы тут п-по делу. Как-то все интересно оборачивается, забавно, я бы сказала. Дел у него всего два: или бомбу сдать на ручки заказчику, или лекарство для его немертвой красавицы. Оба одинаково плохи для такой дыры, как Халона – здесь редкий спектр солнца, в котором растет фиолет, куча пузатых купеческих транспортов, биржи, мелкие наемные конторы. Было бы круто начать карьеру беглеца- инквизитора где-то здесь, потому что такие миры не любят преступники, а значит – элита поисковиков тоже. Черный трибунал сюда точно не забредет даже по ошибке, так что можно успеть выстроить неплохое разбойно-торговое дело. Я потянулась, разминая в обжигающих потоках восстановленное тело.
Это волшебный душ, классные мысли, но пора завязывать.
– Аска, т-ты там в порядке?
– Да что мне сделается, – сказала я, протягивая руку за полотенцем. – Так какое дело? Ты же помнишь, что у нас нет никаких секретов?
– Я-то п-помню, – буркнул комм-линк. – А вот ты са-сама как? Во-первых, он снова соскочил с темы, а во-вторых, я и впрямь ничего не рассказала. Обстоятельства – обстоятельствами, но слово держать надо.
– Ладно, сейчас приду в рубку. Куда твои киберы девают вещи оперируемых?
– П-приемный лоток слева от д-двери, третий сверху. Быстро он. Даже слишком быстро – небось, часто приходилось посещать медотсек, и вряд ли он заходил снимать зубной налет или сделать анализ крови. /'Ладно, наслушаешься еще его басен'/, – подумала я, застегивая на запястьях браслеты контактного скафандра. И снова гель – всюду гель: в еде, в одежде, в медицине, в химии. Мы помешаны на соплевидной ерунде, которая легко застывает, легко испаряется. Что за странные комплексы у этой поганой вселенной? Лично я с детства побаиваюсь этой субстанции – не иначе, в роддоме меня слишком долго держали в ванночках с нею. Все мы из детства, все.
– А вот и я. Синдзи развернул ложемент ко входу и положил голографический планшет на консоль.
– А я т-тут в логах битвы к-ковыряюсь, ага, – сообщил он. – Ты г-гениальный пилот. Я вспомнила недавние события.
– Не буду спорить.
– Ог-громное тебе спа-спасибо, – с чувством сказал Синдзи, улыбаясь. – М-мне очень п-повезло, что я встретил т-тебя. /'А мне-то как повезло, неуклюжая ты задница'/. Ощущение триумфа испарялось: этого дерьма можно было вообще избежать, кабы не обормот. Чтобы погеройствовать, мне пришлось потерять свой корабль и испытать восторг единения с чужим фрегатом. С фрегатом, который не мой. Фу, гадость, словно водителем нанялась.
