– Договори. Тишина – вязкая и пахнущая откровениями.
– Способность к созданию ATF и безумие н-напрямую связаны. Б-без одного нет другого. Наверное, чего-то такого я и ожидала.
– Ты старался меня отвлечь?
– П-примерно. Наверное… Не знаю. Я потянулась.
– Отвлечь от чего? От шизофрении? Может, ты и диагноз знаешь?
– Могу п-поспорить, что ты сама не знаешь своего диагноза. Черт, мне нравится этот тон. В этом тоне так мало неуверенного мальчика с крутого фрегата и так много сына канцлера. Который, кстати, понятия не имеет, как думает женщина. Ей-богу, внимательный и осторожный пацаненок, который все выволакивал на удаче и обаянии, вдруг перемешался с отчаявшимся парнем «мне-все-простят». В удачных пропорциях. Для меня как раз, дурищи.
– Не знаю.
– Потому что нет т-такой болезни, – сказал Синдзи и осторожно поцеловал мне плечо.
– Нет?
– Нет. Это безумие понарошку. «Б-болезнь» закладывают в детстве.
Нарочно. Раз ты способна устанавливать поле п-продвинутой тактики, то ты участвовала… Слова уплывали в звон. /'Мама. Чтоб тебя, мама'/. Я сейчас тянулась к парню, чтобы забыть о том, что ты сделала со мной. Спасибо тебе, век помнить буду. Недолгий век, мама, но какой уж есть.
*Глава 22*
В офицерской столовой было уже пусто. Мы нагло расселись в самом центре небольшого зала, жевали безвкусный завтрак и молчали. Черт, «мы». Вопреки моим опасениям обормот не удрал – и его безвольно-трогательное «не бросай меня» обернулось на деле чуть ли не «я тебя не брошу». И все бы было хорошо, только вот почему же мне так хреново? По-че-му? На самом деле я, конечно, знала ответ, но только очень уж глупо искать, хотеть, получить – и не уметь просто радоваться вырванному кусочку счастья. Счастье на поверку оказалось сложноватой штукой. И, кстати, довольно болезненной постфактум: так бурно отмечать окончание целибата все же не стоило.
– Ты заелся, – сообщила я Синдзи, чтобы отвлечься. – Свинтус.
– А… Эм. Как можно заесться этой дрянью – ума не приложу. А этот кадр успевает по полной программе. Дичь какая-то это все: и устряпанный своим завтраком Синдзи, и тоскливая пустая столовая, и мое желание просто запрыгнуть на стол и повиснуть на его шее. /'И ты меня не бросай. Ну пожалуйста, ну что тебе стоит, а?'/ Я молча сунула ложку в рот и посмотрела, как обормот вытирает подбородок.
– Добрый день. Можно к вам? /'НЕТ!'/
– Привет, Мана. Девушка лучезарно улыбалась и держала в руках крохотный поднос с порцией. И так мне сейчас живо представилось, что я ее беру и сталкиваю этой белозубой лыбой с завтраком, а потом с ноги ее, сучку, с ноги, ну кто тебя лезть просит, а?.. Я вспомнила, что капитан Киришима еще и боевой энергетик, и слегка подувяла.
– Эм… Садись, н-наверное, – неуверенно сказал Синдзи, покосившись на меня. Ждет моего согласия. Подстраивается. Приятно. Бесит.
– Да я так, поболтать, – сказала девушка, устраиваясь. – Ничем серьезным напрягать не буду. Честно-честно.
– Правильно, – сказала я, многозначительно облизывая ложку. – Не стоит. Мана хихикнула и посмотрела на обормота:
– А я вас заменила, когда Кацураги без ученика осталась. Скажите, она всегда такая же была?
– Т-такая же, – полуулыбкой ответил Синдзи, а Мана только кивнула. И слова преамбулы не понадобилось: поняли друг друга, ученички. И чему вас такому учили особенному? И я, черт побери, вовсе не ревную и не завидую вашему прошлому. Кадзи не заставлял меня ломать мозги и взрывать потерянные планеты. Пока я изучала двух треплющихся учеников – бывшего и действительного – они, оказывается, трепаться закончили. Обормот встал и тепло мне улыбнулся:
– Мне п-пора.
– Давай, – пожала плечами я. – Вперед. Самое забавное, знаете что? Что он ушел и не обернулся. Ни взглядов друг на друга, ни слов, ни чмоков в щечку – эту ерунду, по-моему, показывают в фильмах, да? Приятно, что не только у меня никогда не было нормальных отношений. Наверное, я слишком довольно улыбалась своим мыслям. Холодному космосу не терпелось вернуть меня с седьмых небес.
– Сейчас спрошу что-нибудь пошлое, – хихикнула Мана. Она еще здесь. И я сама еще здесь, вот только почему – не ясно решительно. «Сангоки» ведь ждет. Меня никто не торопил, но и делать больше было нечего. Очень, кстати, продуктивный метод работы с персоналом. Со мной, во всяком случае.
– Спрашивай. По дороге. Я поднялась и пошла к выходу из зала. Тарелки холуи подберут.
Меня вон вчера не застрелили за избиение канцлереныша, еще не хватало теперь убирать за собой.
– Как тебе с ним? Гм.
– Мана, а ты не находишь, что вопрос слегка личный?
– Возможно, – сказала Киришима. – Так как тебе с ним? Молодец. Выбесила. Я остановилась в дверях столовой и на каблуках развернулась к ней:
– Слушай, ты!.. Черт, она улыбалась. Это была шикарная текучая улыбка человека, который много знает, получает от этого удовольствие и ничуть этого не стесняется. Ау, милая девочка с разбросанными бумагами, ты где? И я ошиблась в человеке. Черт, я так позорно ошиблась.
– Я слушаю, Аска, – напомнила мне моя позорная ошибка. – Внимательно слушаю.
– В чем смысл? – полюбопытствовала я напрямик. Вряд ли ее интересует, сколько мы раз мы кончали, и почему слюняво не попрощались в щечку. А уж что ее интересует – это уму непостижимо.
Пока, во всяком случае.
– Смысл? /'Да, Мана, смысл'/. Драный смысл всегда есть в таких разговорах, и если уж я на что-то годна, я выцарапаю его. Потому что это черти что: встретиться в плену, который не плен, говорить о том, в чем есть двойное дно. А потом просто пойти и сесть в супер-фрегаты, способные разносить на молекулы любого врага.
– Смысл в Синдзи, Аска. Я успела прикинуть пару очень смешных вариантов продолжения, но, к счастью, поняла, что милая капитан Киришима слишком уж далека от таких дур, как Рей Аянами и Аска Сорью Ленгли. Думай. Смотри в эти глаза – и думай. Они не виделись до бегства обормота. Они оба – ученики великой Мисато-сан. Она – вторая. Ну, инквизитор Сорью, вот и ответ.
– Ну да, в нем, – кивнула я. – Не успела ты сменить главную звезду, как появился еще один лидер гонок. Что, «лучшая из лучших из лучших» чешется, капитан? В десяточку: она теряется на секунду. Какая-то секунда – минус улыбка, плюс растерянность, плюс настороженность, помножить на…
– Ты не лучшая, Аска. Отдача вечного «Ты самая лучшая, доченька» больно ударила где-то под сердцем. Это было… Наплевать.
– Посмотрим, – пожала плечами я. Черт, я пожала плечами и отвернулась. Кто-то во мне рвал вожжи, разворачивал, пытался вернуть к неоконченному поединку, к бою, который только начался, к бою, где будет только победа и Аска.
Которая лучшая. /'Я ж тебе, коза рыжая, сказала. Наплевать'/.
– Ты долго не протянешь, – сказали сзади. – Или ты уже хочешь к Хикари? Лично расспросить, так ска… Бамм. Я пропустила только один удар пульса, а Мана – только один удар.
Кишки «Тени» сжались, перемалывая меня. /'Убить суку'/. Потом между нами повисла стена голубого тумана – полупрозрачной взвеси из концентрированной энергии.
– Нас не будут разнимать, – сказала Киришима, слизнув с губы кровь. – Ты уже поняла?
– Да. У меня кровь текла из носу. Гребаная девчонка еще не успела мне ничего сделать – просто отгородилась, но от ее барьера было тошно мозгам. Черт, как же я плохо переношу напряжение в боях с энергетиками.
