сосредоточен он был на ее ублажении, как ласкал ее и целовал, пока она не срывалась на крик от безумного наслаждения…
«Все, что ты делаешь…» Неудивительно, что он был таким щедрым любовником.
— Что еще? — Ее голос был хриплым.
Амир сделал ход королем.
— Моя страна. Мой народ.
— Но всегда ли так было? Ты говорил, что какое-то время назад взбунтовался.
Он пожал плечами:
— Когда я был молодым и нетерпеливым, у меня были другие интересы. Сначала я старался соответствовать ожиданиям. Мне пришлось работать в два раза усердней, чем кто-либо другой. И все равно от меня ожидали буйных выходок, как от моих родителей.
Кэсси знала, каково это — быть ребенком скандальных родителей. В школе ее часто задирали, когда кто-нибудь из учениц видел ее мать повисшей на руке своего последнего ухажера. Все знали, что ее купили за звонкую монету, совсем как часы или машину.
— Моему терпению пришел конец. Я решил: пора бы показать всем, чего они так терпеливо дожидались, — низким, глухим голосом сказал Амир.
— Что ты сделал?
— Я посвятил себя удовольствиям, и ничему больше. Я веселился, ходил на вечеринки, играл в азартные игры и пьянствовал.
— И?..
— И что?
— Что изменилось?
Приподняв бровь, Амир прижался губами к ее ладони, вызвав в ней целую бурю эмоций.
— А ты упрямая, да?
— Я хочу знать.
Удивительно, как сильно она хотела узнать Амира.
Он пожал плечами, и ей не понравился цинизм в его голосе, когда он снова заговорил:
— Сначала это было захватывающе, даже приносило мне удовлетворение. Нет правил, нет режима. Просто удовольствие. Потом я проснулся однажды утром с женщиной, которую не смог вспомнить. Было видно, что над ее телом поработал пластический хирург, и не раз. У нее была искусственная улыбка, в глазах горела страсть к наживе, и смеялась она жутким смехом, как черт из табакерки.
Кэсси усмехнулась его шутке, но в душе у нее было пусто. Амир достоин большего.
— Я понятия не имел, где я, в какой стране. Я не мог вспомнить, что было на прошлой неделе, но точно знал, что мне очень-очень скучно. Я посмотрел в зеркало и увидел там лицо своего отца.
— Ты не любил отца? — Она могла это понять.
Амир сплел их пальцы вместе и взглянул на их соединенные руки с задумчивым видом.
— Чтобы не любить человека, нужно его знать, не так ли? — Он снова пожал плечами. — Я никогда не знал своих родителей. Они были для меня чужими. Большую часть времени обо мне заботились сотрудники курортных отелей, где мы останавливались.
— А остальное время?
Амир поднял взгляд на Кэсси. Их темные глубины были непроницаемы.
— Все остальное время обо мне никто не заботился.
Она вздрогнула, и он погладил ее ладонь большим пальцем, надеясь переключить ее внимание. Это не сработало.
— Одно из самых ранних моих воспоминаний — я просыпаюсь и вижу, что комнату убирает незнакомая горничная, которая не говорит ни на одном из знакомых мне языков. Родителей пригласили на выходные в Альпы, и они тут же уехали. К сожалению, они до самого прибытия в Швейцарию так и не вспомнили, что оставили меня в Рио-де-Жанейро.
— О, Амир! — Кэсси сжала его руку, словно хотела стереть боль от подобного пренебрежения. Она никогда не чувствовала себя желанным ребенком, мать ей часто говорила, что она разрушила ее жизнь, но про ее существование никогда не забывали. Как его родители могли быть такими бессердечными? — Сколько тебе было лет?
— Не знаю. Три? Может, четыре года.
У Кэсси сжалось сердце от сочувствия к нему.
— Все хорошо, Кэсси. — Свободной рукой он провел пальцами по ее щеке. — Я выжил. И когда они умерли, я приехал сюда, к дяде.
К дяде, который зорко за ним следил, словно ястреб, поджидая, когда же он проявит родительские недостатки. Что это за жизнь для ребенка? Огонь, горящий в ее груди, не имел ничего общего с вожделением. Ей хотелось защитить крохотного малыша, которым Амир когда-то был.
— Но теперь я здесь. Мне нужна эта страна, эти люди. Я нашел свое место. Я встретил сомневающихся лицом к лицу и доказал, что достоин править Тарахаром. И когда мой дядя умер, совет старейшин передал власть мне, а не старшему из моих двоюродных братьев. Такова моя судьба. — Он выпрямился. — Мои сыновья будут расти с отцом, которым они смогут гордиться. И мать у них будет достойной женщиной, с хорошей репутацией. Их имена не будут запятнаны скандалом. Они будут приняты обществом.
Его слова прозвучали с уверенностью, которой она почти позавидовала. На мгновение ей захотелось, чтобы он смотрел на нее, когда говорил о жене и детях. Как было бы чудесно, если…
Нет! Такие мысли опасны.
Амир точно знает, чего он хочет. Он все спланировал. В то время как Кэсси знала, чего она не хотела. Жизни без уважения или права выбора. Жизни, зависящей от прихоти человека, который не любит ее.
Но теперь у нее все налаживалось. Она поборола своих демонов, и теперь перед ней открылись безграничные перспективы. К тому же скоро у нее будет новая работа. Она сможет привнести изменения в чужие жизни и, может быть, обретет новую цель.
Чего еще она могла желать?
— Есть еще кое-что, ваше высочество.
Амир услышал колебания в голосе Фаруха и резко поднял голову. Его помощник выглядел сконфуженным.
— В Бутране все в порядке? — Прошла неделя с тех пор, как они покинули горы, и Амиру не терпелось завершить свое незаконченное дело с Мустафой. Он жаждал мести за то, что сделали с Кэсси.
— Да. Ситуация разрешится в ближайшие дни.
Ситуация с Мустафой.
Несмотря на переговоры и обещания Мустафы, старый пройдоха показал свое истинное лицо: вторжения в Тарахар продолжались по-прежнему. При необходимости Амир готов был положить этому конец и свергнуть Мустафу с насиженного места. Но, как оказалось, в этом не будет необходимости. Изменения в Бутране означали, что центральное правительство, желающее поддерживать мир с соседями, предпринимало меры для смирения таких, как Мустафа. Скоро на границе воцарится мир, и Мустафа перестанет быть угрозой.
— Хорошо. — Он кивнул и встал, потягиваясь, чтобы размять затекшие мышцы. День был долгий, и он хотел уйти пораньше, чтобы повидать Кассандру. Странно, что влечение росло с каждым днем, вместо того чтобы утихнуть.
— Дело в мисс Денисон, повелитель.
Амир развернулся к собеседнику. О Кэсси он ни с кем не говорил прежде.
— А что такое?
— Я бы хотел узнать, сколько еще она пробудет во дворце.
Амир приподнял брови:
— Столько, сколько я пожелаю.
— Конечно. Просто…
— Да?
