многослойным и прозрачным, радуга из будушего предсказывала дождь, откуда вдруг это желтое пятно?
- Конечно, от обезьяны! – конечно! – визжала Эстер, - вы не изучали теорию Дарвина?
Ави показалось, что венецианская маска вытянула пластиковые губы и причмокнула.
- Ави, позвала маска - Ави, это ты?
Ави хотел спросить «Я тебя знаю?», но вместо этого вскочил и побежал к выходу.
На улице был ливень и, судя по потокам на асфальте, ливень начался не сейчас. Вода была по колено и поднималась все выше.
Имя, - подумал Ави на бегу,срывая маску, чтобы прикрыть промокшие уже волосы, - поменять имя.
Дмитрий Дейч
Моль и Именинный Пирог
Когда портовые склянки пробили два часа пополудни, Моль впорхнула в кондитерскую и сразу уселась на самую приметную вишенку - посерединке Большого Именинного Пирога. На поверхности глазурной корки каллиграфическим почерком было выведено:
'Славочка! Расти большой, и, пожалуйста, не будь лапшой!!!', а по периметру были расставлены 56 праздничных высоких свечей.
- Для недогадливых, - с порога объявила Моль, - от всего сердца принимаю поздравления и подарки! Искренне ваша. Именинница.
Сказав это, она повернулась в профиль и полуприкрыла глаза, застыв в позе, как нельзя лучше подходящей для лепки скульптурного изваяния.
- Что ж, - нерешительно начал Марципан, - раз уж всё так запутано...
- Что запутано? Вечно у вас - запутано! А всё потому, что вы - склизкий! - перебил его Фундук. - Ура! Качать именинницу!!!
Тут Пирог и в самом деле - качнуло. Моль поскользнулась на вишенке и упала на букву 'С', не успевшую затвердеть с тех пор как кондитер выдавил свежий крем из шприц-тюбика.
Погрузившись в сливочный слой по горлышко, судорожно перебирая лапками, чтобы нащупать дно, Моль постаралась сделать вид, что нырнула по собственному почину: она даже совершила несколько плавательных движений, чтобы ни у кого не оставалось сомнений.
- Я - не склизкий! Я - вязкий! - пробормотал Марципан. - Это первое! И второе: прежде чем принять ответственное решение, я хотел бы как следует во всём разобраться...
- Нечего разбираться! - закричал твердолобый оппонент. – Давайте праздновать! Горько! Горько!
- Не горько, - возразила Моль, выплёвывая сливочный крем, - а - топко. Впрочем, нам не привыкать... – и она снова вскарабкалась на вишенку. - В канун своего сорокапятиминутия и тридцативосьмисекундия я готова, наконец, обнародовать сочинение, специально написанное по этому случаю.
- Вот только этого нам не хватало, - уныло пробормотал Марципан.
- Не хватало, не хватало! - загалдели Коржи, и даже старинный чугунный Ухват очнулся от сна и, не разобрав что к чему, завопил: 'Хватало! Хватило! Хватуло!'
- Ти-хо! - рявкнула Моль.
Все разом умолкли.
- Ну вот что! - рассудительно сказала Моль. - Сейчас я стану читать вслух: громко и чётко, с толком и расстановкой, с приличествующим случаю выражением. А вы будете внимательно слушать и ПРАВИЛЬНО РЕАГИРОВАТЬ. Кто отреагирует ПРАВИЛЬНЕЕ остальных, получит Умопомрачительный Приз.
- А что это? - осмелился вмешаться Марципан.
- Да какая разница! - закричал Фундук, - Дареному скунсу под хвост не заглядывают! Ура имениннице! Качать её!
- Не качать! – закричала Моль, и на всякий случай мёртвой хваткой вцепилась в черенок вишенки. - 'Моль и Муравей'. Басня! – объявила она, убедившись в незыблимости Большого Пирога.
- Муравей - это такой маленький, чёрный и с большой головой? - спросил Кондитерский Нож.
- К вашему сведению, это называется 'НЕПРАВИЛЬНО РЕАГИРОВАТЬ' и карается немедленным ОБНУЛЕНИЕМ.
- Большое спасибо, - смиренно покачнулся Кондитерский Нож и умолк навсегда.
- 'Моль и Муравей'. Басня!
- Где-то я уже слышала это название... - задумчиво протянула Доска для раскатывания теста.
- Минус два! - сказала Моль, и Доска обнулилась. Выдержав паузу, Моль продолжила:
- 'Моль и Муравей'. Басня!
Все молчали. Возможно - просто внимательно слушали.
- Чего уж тут непонятного! – громко сказал Фундук, изо всех сил пытаясь ПРАВИЛЬНО РЕАГИРОВАТЬ. - Пропил – потому что весёлый был и... как бы это сказать... нахрапистый. Наш человек! Такой и на гуслях отчекмарит, а если надо - отчекрыжит, а то – отчебучит так, что – мама не горюй! Последнюю рубаху на себе порвёт – чтоб врагу не досталась. Вобщем, молодец мужик! Так держать!..
Сказал и осёкся.
Моль молчала, глядя куда-то в сторону. Все затаили дыхание.
Она покачала головой, пожала плечами, будто изумляясь чему-то, и, наконец, сказала:
- Нет.
- Что 'нет'? – спросил Фундук, глупо ухмыляясь, и тут же, не сходя с места, начисто обнулился.
Шёпот и вздохи. Шорохи. Восклицания.
- Я одного не могу понять, - осторожно вступил Марципан, - басня называется 'Моль и Муравей'. Муравей и в самом деле присутствует, хоть и не в самом, так сказать, презентабельном виде... а вот Моль... её здесь, кажется, нет вовсе...
- А кто – надрывался? Кто голос сорвал? Кто читал басню с выражением, не взирая на лица? Пушкин? – задохнулась Моль, едва не свалившись со своей вишенки.
- Тогда... – решительно ответил на это Марципан, - ваше сочинение следовало бы назвать 'Моль, Муравей и Марципан'. Потому что не только вы страдали во время исполнения этого замечательного опуса.
Сказал, и – да, разумеется, обнулился.
Коржи обмякли от ужаса.
- Мы ничего не знаем, - сказал верхний, и – обнулился.
- Мы ничего... – сказал средний, и...
- Мы... – успел сообщить нижний.
- Эй там, на Пироге! – закричал кондитер, внезапно появляясь в дверях. - На вынос готовы? Клиент ждёт! Ой, а где же?.. – удивился он, и – обнулился, прямо в дверях.
- Вот так всегда, - заметила Моль, осторожно спускаясь с вишенки. - Одна-одинёшенька на пустом столе.
В дверях появился ещё один человек. Он посмотрел на стол, потом на пол. Потом этот человек зачем-то посмотрел на потолок, и долго не сводил с него взгляда.
Потом он принялся разглядывать стены.
Потом он вышел.
- Расти большой, Славочка, - прошептала Моль ему вослед, - и... пожалуйста, очень тебя прошу... не будь лапшой!
Татьяна Замировская
Бывшая. Жертва
Ходила по кухне, развешивала белье. Лера подняла бровь, спросила, ответил: «Это моя бывшая». Целых людей к нашему-то тридцатнику не бывает, это понятно, у кого-то коты в подвале замурованы, у кого-то бабушка за стеной хохочет, а тут бывшая с влажным, слезливым бельем. Чего-то еще хочет, чего-то еще ходит, развешивает, сонно встряхивает, чье белье, он не знал: свое, наверное, воображаемое белье из той пьяной и цветной, как пунш, жизни, которую он отказался разделить. Говорит, наверное, мучается, вот и ходит, но сама же во всем виновата. Сама виновата, довольно бормотала Лера, когда бывшая копошилась в прихожей, пьяным кулем вваливаясь сквозь дверь напролом (и Лера отмечала с удовольствием: ни разу не спросила, откуда у нее, у бывшей, вообще ключ от квартиры, потому что, наверное, зачем ей ключ, ей достаточно подумать об этой квартире, чтобы оказаться здесь) и оседала по желтым клочьям обоев вниз; Лера просто перешагивала через нее, тихую, высохшую, как море, и шла ровными безразличными шагами в спальню – в спальне было весело, в спальне было хорошо, и колокольными шагами по занавесочной струне шла мышь, и хихикал трамвай за окном, а ты лежи в прихожей и молчи, когда взрослые о любви разговаривают, ты не взрослая, тебе ничего нельзя. Бывшая и правда была инфантил-инфантилом, иногда придет, сидит опять же в прихожей, крутит телефонный диск и цифры-то всё три-три-три, да три-три-три, обычно это же только дети выбирают три-три-три, обычно только у детей телефон выглядит как дисковый, взрослые туда зонты ставят, где у нее телефон, так она иногда сидит и крутит зонты. «Дарил ей зонт когда-то, - объяснял он, - Вот, видимо, намекает!». Что он ей только не дарил, думала Лера, как она его, а. Ловко облапошила! Два кольца подарил (а гвоздик посередине не вбил, мысленно хохочет Лера, так были бы ножницы, хоть какая- то польза, такими ножницами что угодно разрежешь, даже неожиданную смерть сердечную: раз-два и беги по улице целенький новыми ножками!), вообще, фактически, содержал ее, а она как царь-пушка, в самом деле, выставочный сталелитейный экземпляр, нерушимая тяжесть небытия, сколько можно было, нашла бы работу какую-нибудь, не нашла, ну и вали. «Она меня совсем не ценила, понимаешь?» - говорил он Лере, когда она пыталась завести разговор о том, что бывшая уселась перед телевизором, смотрит какой-то
