Надо было бить сразу, но И так не мог. Для начала он вежливо похлопал рыжего по спине. Тот обернулся, осклабился потным и веснушчатым, очень молодым лицом.
- Тебе чего, папаша?
- Отпусти ее. Разве не видишь - она тебя не хочет.
- Твоя, что ли, баба? Так бы и сказал. Тьфу.
Мосластые руки разжались. Рыжий даже подтолкнул задыхающуюся Еву к детективу.
- Иди, иди со своим старичком. На кой ты мне сдалась? Жопа в дверь не пролазит, ноги кривые, а туда же, выеживаться.
Губы Евы задрожали, и, несильно размахнувшись, она влепила парню пощечину. Из длинного носа тут же закапала кровь. Рыжий обиженно взвыл:
- Ты че? Ты че, а? Сука, нос мне сломала...
Юнец протянул веснушчатую пятерню, намереваясь сграбастать Еву за ворот, или, может, за горло. И опять темное чувство безнадеги охватило детектива, когда он резко развернулся и ударом локтя сломал-таки парню нос. Тот рухнул на пол, обильно заливаясь кровью. В зале загудело. Двое или трое байкеров покрупнее выдвинулись вперед. Один схватился за кий. Рыжий, хоть и был здесь чужаком, все же чужаком меньшим, чем детектив в черном помятом костюме и с бледным, без загара, лицом.
- Надо бежать, - шепнула Ева, больно вцепляясь И в руку.
Детектив смотрел на того, кто стоял впереди, с кием. Здоровенный детина, борода заплетена в неопрятную косу. Наконец решившись, здоровяк качнулся - драться он не умел и выставил кий вперед, как неумелый хоккеист выставляет клюшку. И стряхнул вцепившиеся в него пальцы и через секунду уже был рядом с бородатым, нет, через секунду борода уже была намотана на кулак, кий отброшен, а его недолгий владелец стоял на коленях, глаза вровень с бильярдным столом. И склонился к уху Бороды и негромко спросил:
- Как тебя зовут, парень?
Ошеломленный такой резкой сменой обстоятельств, байкер послушно выдал:
- Борг.
- Борг? Очень хорошо. Смотри, Борг.
И взял мелок, которым здесь по старинке натирали кии, слегка раскрошил в пальцах и вывел на зеленой ткани стола:
БОРГ
- А теперь смотри еще внимательней, Борг.
Меловые буквы вздрогнули, двинулись - Боргу, вероятно, казалось, что лишь в его затуманенных болью глазах, но буквы и вправду двигались, складываясь в новую надпись, зеркально отражающую прежнюю.
- Ты понял меня, Борг?
И выпустил бороду детины и брезгливо отряхнул кисть. Борг еще мгновение хлопал глазами, а затем вскочил и ринулся к двери бара, по пути чуть не свалив парочку теснившихся у стола любопытных.
Детектив развернулся и, подойдя к Еве, взял ее за руку и потащил обратно к барной стойке. Сделал он это без особенной деликатности. Ева, усаженная на высокий табурет, ойкнула и прошептала:
- Что вы с ним сделали?
- Фокус показал.
Женщина оглянулась. И не оглядывался. Он и так знал, что окружен сейчас двумя-тремя метрами пустого пространства. В битком набитом баре это производит жутковатое впечатление.
- Два виски.
Бармен дернулся и поспешил подтолкнуть к ним два стакана, наполненных чуть более, чем у барменов в обычае.
- Не буду я пить виски, - возмущенно прошипела Ева.
- Будете.
- Вы кто - детектив или балаганный фокусник?
- Пейте уже наконец.
Ева подумала и опрокинула стакан в горло. Поперхнулась, закашлялась. На глазах женщины выступили слезы. Она смахнула слезы ладонью и улыбнулась.
- А вы, оказывается, джентльмен.
И не ответил. Отхлебнув половину, он потребовал:
- Расскажите мне о вашем старце Иеремии.
Ночью в дверь восьмого номера постучали. И ждал этого стука, и надеялся, что его не случится, и надеялся, что случится. Так и не разобравшись, он накинул на плечи халат и отпер дверь. Ева стояла на пороге с бутылкой виски. Улыбка ее была одновременно развязной и жалобной.
- Вы ведь любите виски? Почему вы пьете только бурбон?
- Проходите, - устало сказал И, отбирая у женщины бутылку.
Ева прошла вглубь номера и уселась на так и не разобранную постель.
- Вы были правы. Я никогда не изменяла своему мужу.
И откупорил бутылку, разлил виски по стаканам. Один протянул Еве, но та покачала головой.
- Мы поженились, когда мне исполнилось восемнадцать. Ему тоже было восемнадцать. Мы познакомились в баре. Я как раз бросила колледж и приехала в Санта-Круз. Мне просто некуда было больше податься. В тот год я поняла, что ничего необычного со мной уже не случится. Меня не полюбит великий и страшный человек. Меня вообще никто не полюбит, и мозгов у меня тоже нет. Герберт сидел в этом баре уже три дня и пил горькую. Он пил и пил и не пьянел - совсем как вы. Он начал ко мне приставать, я его отшила, а потом мы разговорились. Он родился со мной в один день, представляете? Его настоящее имя Артюр Рембо. Был на Старой Земле такой поэт, отчаянный дебошир и пьяница, и развратник. К восемнадцати он уже прославился, а в девятнадцать бросил писать. Совсем. Умер, когда ему исполнилось тридцать семь, и так и не написал больше ни единой строчки. Но Герберту-то было восемнадцать, и он еще не написал ни единой строчки. Он вообще не любил стихов. Мы оба остались у разбитого корыта, Герберт и я. Спустя неделю он устроился на фабрику, а через месяц мы сыграли свадьбу. Завтра мне стукнет тридцать шесть, и я ни разу не изменила своему мужу.
- Как вы ему объяснили свой отъезд?
- Я иногда навещаю мать в лечебнице. Герберт терпеть ее не может и отпускает меня одну. Я сказала, что еду к матери.
И вздохнул.
- Похоже, он вам не поверил.
Ева удивленно подняла глаза.
- Почему вы так думаете?
- В баре за нами следили. Плюгавенький такой человечек в шляпе с полями. Сначала сидел за стойкой, потом переместился за один из крайних столиков. Он все время очень старательно прятался за полями своей шляпы и за газетой.
- Почему вы думаете, что следили за мной, а не за вами?
И задумчиво поболтал виски в стакане и ответил:
- Потому что за мной не стал бы следить плюгавенький человечек в шляпе с полями, на котором будто проштамповано 'частный сыск, постоянным клиентам скидка пять процентов'.
- Почему вы меня не предупредили?
- А это помешало бы вам атаковать дверь моего номера?
Ева замерла на секунду и качнула головой.
- Тогда какой смысл?
Женщина встала и подошла к окну, зябко обняв себя за плечи.
- Вы знаете, зачем я пользуюсь мимиками?
Подождав ответа и не дождавшись, она продолжила:
- Я оставляю мимиков на каждой планете, на которой бываю. Их не очень много - в основном я навещаю мать, иногда мы ездим за покупками в Центр или на курорты. Редко, иначе бы не хватило даже того, что досталось мне от мамы. Я храню их, потому что надеюсь - однажды мне хватит решимости, и я... ну, вы понимаете. В моем завещании сказано, что тогда одного из мимиков должны активировать и наложить на него копию моего сознания. Часть денег я положила на отдельный счет. Я надеюсь, мужу будет нелегко меня разыскать.
- Вы понимаете, что у мимиков нет равных гражданских прав?
Ева уперлась лбом в холодное стекло и пробормотала:
- Ах, все я понимаю. Мне раздеться?
Говоря это, она обернулась и чуть не уткнулась в плечо И, подошедшего совсем близко. Не отвечая на вопрос, он взял лицо женщины в ладони и поцеловал ее в губы со смесью гадливости, жалости и желания.
Позже, когда они лежали в кровати, Ева курила, а И потягивал виски, женщина с васильковыми глазами спросила:
- Как ты думаешь... Может, ты и есть тот великий человек, в которого мне суждено было влюбиться? Может, ты просто пришел слишком поздно?
И рассмеялся хрипло и невесело, едва не подавился бурбоном и не заметил, как женская ладонь соскользнула с его груди.
Поезд отходил в семь утра. На вокзал они прибыли по отдельности, и ехали в разных вагонах, что немало удивило плюгавенького человечка в шляпе.
3. ИЕРЕМИЯ
Пока И ехал в поезде, бесшумно скользящем на магнитной подушке над ровным полотном трассы, пока жесткое сиденье вагона второго класса старалось причинить ему максимум неудобств, а плюгавый тип беспокойно носился из тамбура в тамбур, образ женщины с васильковыми глазами стирался из памяти детектива, уступая место иным соображениям. И погладил подбородок, досадливо поморщился, уколов пальцы о щетину, и выглянул в окно. Поля тянулись за окном, поля и поля в дождевой сетке, белая известка изгородей, красная черепица крыш. Аксель был аграрной планетой, из тех, что выбрали жизнь по старинке, в стиле Новой Англии. Редкие городки являли краснокирпичные особняки центра, особняки с белыми колоннами. Дорога пролегала над ними, над аккуратными купами лип и скворечнями в липовых ветвях. Дождь прекратился, и дальний горизонт выгнулся двойной радугой.
Городишко под названием Санта-Круз оказался еще более захолустным, чем представлялось И по Евиным рассказам. На вокзале, маленьком и шумном, И убедился в том, что Ева села в такси, удостоверился, что плюгавый следует за ним, а затем, сориентировавшись по городскому плану, направился к бывшему молитвенному дому общины. Вдоль улицы, обсаженной все теми
