отправился на Аксель с одураченными им людьми. Что бы ни творил Майк О'Меллори до и после, такой поступок заслуживал уважения. И обогнул конторку и сорвал со спины старика бумажку. Скомкав листок, детектив швырнул его на пол. Глаза Иеремии, до этого блаженно-бессмысленные, неспокойно забегали.
- Майк! - позвал И, щелкнув под носом у старика пальцами. - Майк О'Меллори, Майки, я хочу поговорить с вами.
У И не хватило бы сил, чтобы вернуть старику разум - но на одну беседу чернильной буквицы, все еще бродящей в крови Иеремии, должно было хватить.
Майк О'Меллори моргнул и уставился на детектива. Выцветшая радужка налилась зеленью, в остатках волос мелькнула рыжина, и лицо вдруг сделалось одновременно грубовато-простодушным и сметливым.
- Инспектор Йорген, вот так встреча, - пророкотал Майк.
И понятия не имел, за кого его приняли, и не стремился это выяснить.
- А я-то думал, что вас подстрелили, - продолжил Майк. - А вы вон оно как, живехоньки. Правду говорили - от вас даже у черта под хвостом не укроешься.
Детектив хмыкнул.
- А вы и вправду полезли к черту под хвост Майк. Какого дьявола вас занесло на Аксель?
Майк почесал ухо, как будто в нерешительности.
- Что тут скажешь, инспектор. С одной стороны, понятно, ваши друзья разнюхивали, близко уже подобрались. С другой - ну не бросать же их, дурачков этих? Вы ведь не знаете, инспектор, но поначалу к нам все больше убогонькие шли, совсем миром стукнутые. Из тех, что в бумажный стаканчик милостыню по обочинам просили. И как эту публику отправить, да в одиночку? А потом, я еще такое подумал...
Тут Майк замолчал и уставился в окно, где день медленно поворачивал к закату.
- Вы подумали?
Майк не ответил, зато ответила буква 'и', заглянувшая далеко, дальше чего уже невозможно.
майки это просто звезды уйди с крыши холодно - мама но я хочу я хочу чтобы это были не просто звезды ты же сама говорила говорила говорила ты врала мне мама? - я пошутила никого там нет
И поморщился и потер переносицу.
- Вы подумали, Майк, что, если на Аксель отправляется столько истинно верующих, их бог - или боги - явят какое-то подтверждение? Так? Вы всегда хотели узнать...
И не успел договорить. Старик перегнулся через конторку и сграбастал детектива за ворот пиджака.
- Теннисные мячики.
- Что? - удивился И.
- Молитвы - как теннисные мячики, отскакивающие от стенки. Ясно вам, Йорген или как бишь вас там? Но когда играет тысяча, миллион игроков, когда бьют в одно и то же место, год, два, десять - один из мячиков непременно пробьет стену. И вот тогда...
- Тогда что? - спросил И, не пытаясь освободиться.
Майк бросил его сам и нервно потер руки.
- Тогда. Тогда, Йорген, ты сидишь на крыше и в тысячный раз смотришь в небо, и ждешь, ждешь, ждешь, как дурак, какого-нибудь знака. Но знака нет, потому что ты дурак. И ты поворачиваешься и идешь спать. Засыпаешь в своей гребаной постельке, как младенец у титьки, а просыпаешься от того, что на твой дом свалился гребаный ангел, и он весь в огне, и все горит: люди, вещи горят. Его сбило моим теннисным мячиком, понимаешь? Раз - и по лбу. Как тут не грохнешься вниз? И вот эта тварь катается по двору и тоже горит, и ты, дурак, не знаешь - то ли людей спасть, то ли небесную гадину, которую сам себе выпросил...
Старик закашлялся. Он кашлял долго, с взлаивающими похрипываниями, трясся сам и тряс конторку. И понял, что пора заканчивать. Детектив подошел к старику и основательно огрел его между лопатками. Ладонь И обожгло мгновенным холодом, а изо рта Майка О'Меллори вылетел комок черной туши. Вылетел и кляксой плюхнулся на открытую страницу книги. И присмотрелся. У кляксы были два распластанных, словно в полете, крыла. Черная ниточка туши, как нить слюны, потянулась вверх по странице и коснулась последнего имени в списке. И прочел его и нахмурился.
Уже на выходе, после того, как И помог разом ослабевшему старцу добраться до постели, детектив выдернул последнюю страницу регистрационной книги, аккуратно сложил и засунул в карман.
4. ОМЕГА
И выбрался тем же путем, что вошел, а именно через форточку. Солнце уже катилось к закату и было, и вправду, красным. Над домами стояла пыльная дымка. И двинулся вперед без особой цели и направления, однако ноги безошибочно вывели его к бару. Сидя за стойкой и потягивая виски, И сделал следующее:
1) Внимательно перечитал выдранную им из книжки страницу.
2) Скинул сообщение знакомому ГСБшнику.
3) Отправил сообщение Еве.
4) Удостоверился, что плюгавый господин его более не преследует.
Проделав все это, И вытянул длинные ноги, расслабился и даже, кажется, задремал. Если бы у И была шляпа, он бы непременно надвинул ее на нос, но шляпу детектив честно вернул коллеге.
Когда И снова открыл глаза, за окнами уже смеркалось. Детектив расплатился и вышел в ночь, пропахшую цветущими в садиках розами. Немного поплутав по переулкам, он остановился за пабом 'Горелый скит'. Здесь было темновато. Лишь на площади перед молитвенным домом горел фонарь, да освещенные окна паба бросали на тротуар желтые прямоугольники. В кустах жасмина поскрипывало, звезды в небе раскинулись полотенцем - так и казалось, что гигантский небесный бармен протирает надтреснутый стакан. Засунув руки в карманы, И принялся ждать. Ждать ему пришлось недолго. Послышались шаги, в темноте мелькнуло что-то белое.
'Ева?' - позвал И.
Но это была не Ева. Из переулка вынырнуло четверо. Возглавлял их невысокий человек в рубашке с закатанными рукавами. Рядом шагал давешний белобрысый верзила. И сделал шаг назад и уперся бы спиной в забор, если бы его не схватили за локти. Значит, их было больше, чем четверо. И дернулся и получил кулаком по почкам. Из темноты раздалось:
- Вы знаете, кто я такой?
И прищурился. Говорил невысокий. Говорящий шагнул вперед, и свет окна упал на нервное, подвижное лицо и темную челку.
- Герберт Брюннер?
- Угадали.
И попробовал оглянуться, но руки ему скрутили основательно. Детектив так и не понял, сколько человек стояло у него за спиной. И скривился и произнес:
- Ева...
Невысокий усмехнулся.
- Ева здесь ни при чем. Что моя жена шлюха, я понял давно. Вы у нее, приятель, не первый. Все эти ее поездочки к матери... я звонил в клинику. Она мать уже лет десять не навещала.
Голос у Герберта Брюннера был высокий и отрывистый. И хмыкнул.
- А вы, я вижу, пытаетесь соответствовать. Только тот персонаж, которого вы копируете, свою женщину не тиранил и шлюхой не обзывал.
Белобрысый шагнул вперед. Коротко размахнувшись, он всадил И кулак под дых. Детектив захрипел. Невысокий передернул плечами и продолжил:
- Как я уже говорил, это не принципиально. Можете трахать ее хоть от заката до рассвета, в любой удобной вам позе. Мне плевать, лишь бы девочки не узнали.
- Что вам от меня надо?
- Мне надо, чтобы вы не рыскали у нас тут и не вынюхивали. Мне надо, чтобы вы исчезли.
Чужие руки полезли в карманы И. На свет явилась сложенная бумажка. Последний листок из регистрационной книги.
- Ваша жена...
- Моя жена дура, каких свет не видывал. Но даже при всей ее тупости она должна была бы понять, что не дело впутывать чужаков.
До И начало доходить.
- Последние имена... Это вы их вписали? Нет, вы не могли, почерк тот же...
- Правильно, не мог.
Герберт Брюннер усмехался.
- Я не мог. Пытался. Проклятое перо у меня в руках не пишет. Видите ли, у этой твари, ангел он там, демон или другой выродок, была договоренность только со стариком. Без передачи прав.
Пока Герберт говорил, белобрысый снова сложил кулак и врезал И в солнечное сплетение. У детектива перехватило дыхание. Отдышавшись, он выдавил:
- Значит, вы догадались...
- Конечно, я догадался. Не вы один такой умный. Я ведь тут прожил всю жизнь, кое-что видел. Кое в чем убедился. И знаете что?
- Что?
- Чушь, что судьбу делает какое-то имя в какой-то старозаветной книжке. Полная чушь. То, что мое имя нашкрябали не той ручкой, не делает меня ничтожеством.
- Зато делает психопатом, - пробормотал И, за что снова огреб под дых.
Когда И попробовал разогнуться, Герберт схватил его за волосы на затылке и, приблизив свое лицо к лицу детектива, прошипел:
- Да, я не стал третьесортным поэтишкой. Ни поэтом, ни художником, ни каким-нибудь ваятелем голых баб я не стал. Зато вот они...
Тут Брюннер потряс смятой страницей.
- Они станут. А? Каково? Старикан-то давно выжил из ума, только и помнил, что имена с последних листов энциклопедии. А я ему напомнил. Атилла. Наполеон. Чингисхан. Пока они детишки, а вот годков через десять подрастут. И тогда вселенная содрогнется. Содрогнется, потому что ее держу руками за шкирку я, я, Герберт Брюннер, рабочий с поганой фабрики упаковочных материалов. Каково, а?
- Не очень, - честно сказал И, за что заработал удар палкой по затылку и на мгновение отключился.
Его куда-то волокли. Его тащили в темноту, и били по пути ботинками под ребра, потом бросили на землю и снова били. Он попробовал закрыть голову руками, но кто-то
